История военных песен

Много песен было написано в годы войны, много уже после нее. В них звучит радость и печаль, боль о тех, кто не дожил до светлых дней Победы.
Певцы приезжали на фронт и пели их, поднимая солдатский дух, вселяя веру в Победу.
Сейчас, слушая на День Победы песни тех лет, невольно не могут сдержать слезы те, кто знал войну, и кто не знал.
Эти песни написаны на великолепные стихи, в них вложены частицы души поэтов и композиторов.
В Наше время в моде ритмичные песни, к словам никто и не прислушиваются, а в годы войны слова этих песен поднимали в атаку защитников Отечества.

Оглавление:

Не пыли, дороженька... | Ростов-город | Песня о бушлате | От Москвы до Бреста | Если завтра война | Прощайте, скалистые горы | Шумел сурово брянский лес | Ленинградская песенка | Батальонная разведка | Ехал я из Берлина | Винтовка | От героев былых времён | В землянке | Москвичи | Два Максима | Марш авиаторов | Вот солдаты идут.. | На честном слове и на одном крыле | Алеша | У деревни Крюково | Казак уходил на войну | Заветный камень | Десятый наш десантный батальон! | Случайный вальс | Ходу, ходу, братцы | Бескозырка | Провожальная | Медсестра Анюта | Севастопольские улицы вечерние | Любимый город | На безымянной высоте | Темная ночь | У черного моря | Синий платочек | Песня артиллеристов | Песня о Днепре | Южно-уральская | Песня о "Гремящем" | Журавли | Где Орел раскинул крылья | Comin' in on a wing and a prayer | Краснофлотская (Якорь поднят) | У криницы | Катюша | В лесу прифронтовом | Прощание славянки | На поле танки грохотали | Ах, эти тучи в голубом | Враги сожгли родную хату | Ты одессит, Мишка | Легендарный Севастополь | Три танкиста | Казаки в Берлине | Баллада о солдате | На всю оставшуюся жизнь | Вечер на рейде | С чего начинается Родина | До свиданья, города и хаты | Давай закурим | Барон Фон Дер Пшик | Вася-Василек | Эх, дороги | На ветвях израненного тополя... | Огонек | Девушка в шинели боевой | Будьте здоровы | Минута тишины | Да здравствует наша держава! | Священная война | За дальнею околицей | Одинокая гармонь | Смуглягка | Разлучило нас не время, разлучила нас война | Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг» | Ты же выжил солдат! | Песенка фронтового шофера | В белых просторах | Только на фронте | Партизан - перелетная птица | На поле танки грохотали | Тельняшка | Мгновения | Есть на севере хороший городок | Марш защитников Москвы | Бери шинель, пошли домой | Все равно | За того парня | Дорога на Берлин | Махорочка | Давно мы дома не были | Морская гвардия | Когда мы покидали свой любимый край | Тихо в избушке | На солнечной поляночке (Тальяночка) | О чем ты тоскуешь, товарищ моряк? | Уралочка | Когда песню поешь | Русская душа | Море шумит | Родная сторона | На врага! За Родину - вперед! | Вася Крючкин | Россия | Иду по знакомой дорожке (Возвращение) | Морошка | Далеко родные осины | Лизавета | Играй, мой баян | И не раз, и не два! | Рябина | День Победы

С поэтом Павлом Шубиным композитора Сигизмунда Каца связывала давняя дружба. В годы войны они написали несколько песен, из которых «Не пыли, дороженька» получила, пожалуй, самое широкое распространение, особенно среди партизан, про которых она и написана. «Павел был очень интересным собеседником, неутомимым фантазером, талантливым поэтом и, кроме всего, хорошим и добрым парнем, — вспоминает композитор о своем соавторе. — Он побывал в свое время в разных фольклорных экспедициях, знал много народных попевок, частушек, хорошо пел. Потому, наверное, и стихи этой песни оказались очень близки к народным истокам».

С первых дней войны поэт Анатолий Софронов был на фронте сотрудником армейской газеты «К победе» 19-й армии, был ранен, попал в госпиталь. После излечения оказался в Москве, в резерве политсостава. «Однажды в Музгизе, — вспоминает об этом времени Анатолий Владимирович, — подходит ко мне незнакомый человек и говорит: «Вы не ростовчанин, Софронов?» «Да, из Ростова», — отвечаю. «Я — Блантер. Давайте напишем песню о Ростове. Приходите ко мне в гостиницу». — И дал адрес. Наши как раз освободили Ростов, и я с волнением взялся за песню. Вскоре с готовым текстом появился у Блантера. В номере у него оказался поэт Виктор Гусев. Однако композитор не очень обрадовался моему визиту. Сказал, что уже написал песню с Гусевым. Гусев, заметив, очевидно, огорчение на моем лице, попросил стихи. Быстро прочитав их, он вдруг сказал: «Мотя, а ведь у него лучше. Пусть будет его текст. А мы с тобой другую напишем...» Песня и в самом деле удалась. Правда, с премьерой ее пришлось несколько повременить. Положение на фронте осложнилось. Ростов был вновь захвачен врагом. Но в февральские дни 1943 года наши войска вслед за разгромом Сталинградской группировки гитлеровских войск освободили Ростов-на-Дону. Тогда-то и была исполнена по радио Краснознаменным ансамблем эта песня. Запевал ее Георгий Виноградов.

Стихи, ставшие песней о морском бушлате, были написаны молодым сотрудником газеты «Красный флот» Н. Флёровым в дни, когда началось наступление советских войск под Москвой. В нем, как известно, принимали участие и военные моряки, сражавшиеся на сухопутье ничуть не хуже, чем на море. «Как только стихотворение было написано, — вспоминает Николай Григорьевич, — я переслал его своему давнему другу и соавтору по довоенным временам Константину Листову с просьбой тотчас известить меня о том, возьмется ли он писать к нему музыку. А вскоре в звании младшего политрука меня направили на действующий Северный флот. Прошли месяцы. От Листова — ни слова. Как-то я показал стихи моему новому сослуживцу по Северному флоту Борису Терентьеву. Он тут же написал к ним музыку. Более того, песня сразу же пробила себе дорогу. Я не знал тогда, что Листов все же написал на эти стихи песню. Так что появилось сразу два «Бушлата». И мы на Севере часто слышали из Москвы обе эти песни». 9 апреля 1943 года «Песню о бушлате» с музыкой композитора Бориса Терентьева опубликовала «Комсомольская правда». Ее исполняли в годы войны многие профессиональные и самодеятельные флотские ансамбли. Именно этот мелодический вариант прочно и надолго закрепился за этими стихами и вошел в песенную антологию военных лет.

Сам автор стихов в своих знаменитых дневниках «Разные дни войны. 1941—1945 г.г.» писал:

Передав 12 февраля 1943 года в Москву корреспонденцию о взятии нашими войсками Краснодара, он получил по военному проводу встречную телеграмму — перебраться с Северо-Кавказского на Южный фронт, чтобы поспеть к освобождению Ростова. Добираться туда ему пришлось в февральскую распутицу, на чужой машине — «виллисе», принадлежавшем члену Военного совета.
«Шофер, как всякий чужой, взятый «напрокат», да еще шофер большого начальства, да еще взятый в длиннейшую и грязную дорогу, с необходимостью возвращаться обратно по этой же дороге, невзлюбил меня, — пишет Симонов. _ А у меня настроение тоже было скверное — я паршиво себя чувствовал, разбаливался. Чтобы преодолеть это неважное душевное и физическое состояние, я стал сочинять корреспондентскую песню. Сочинял я ее всю дорогу до Ростова чуть ли не двое суток. «Виллис» был открытый. Было холодно и сыро. Лихорадило. Сидя рядом с водителем, я закутался в бурку и вытаскивать из-под бурки руки не хотелось, поэтому песню сочинял на память. Написав в уме строфу, начинал ее твердить вслух, пока не запомню. Потом начинал сочинять следующую и, сочинив, чтобы не забыть предыдущую, повторял несколько раз подряд вслух обе. И так до конца песни. И чем дальше сочинял ее, тем длинней был текст, который я каждый раз повторял…
Так мы ехали и ехали, пока наконец не добрались до штаба Южного фронта, находившегося в Батайске, точнее — фронтового корреспондентского пункта «Красной звезды».
Шофер, как только мы приехали, попросил разрешения отлучиться и мгновенно исчез. А вскоре после этого в нашу корреспондентскую компанию забрел доктор, работавший в санчасти штаба фронта, и, едва успев посидеть с нами несколько минут, стал расспрашивать меня, как я доехал и как себя чувствую. Я сказал, что немного аспирина на ночь глядя, пожалуй, не помешает, а в остальном чувствую себя хорошо. Но он не сразу удовлетворился ответом, а еще некоторое время продолжал допрашивать меня о самочувствии..
Как потом под общий смех выяснилось, мой хмурый водитель явился в санчасть с сообщением, что с ним с Северо-Кавказского фронта ехал сюда сумасшедший подполковник, который чуть ли не двое суток подряд все время разговаривал сам с собой. Посещение врача было результатом этой шоферской бдительности.
Мы долго потешались над этой историей в тот вечер и, выпив положенные сто граммов, хором, на мотив «Мурки», впервые пели сочиненную мною песню. Кстати сказать, только тут, вечером, уже спев ее по памяти, я впервые записал ее на бумагу«.
Между прочим, именно на этот мотив Константин Михайлович напел мне «Корреспондентскую застольную», когда я расспрашивал его об истории рождения этой песни. И так же поют ее до сегодняшнего дня, вспоминая военные дороги, журналисты-фронтовики, ничего не имея против той мелодии, которую сочинил на симоновские стихи композитор Матвей Блантер. И тут уж ничего не поделаешь. Пусть поют, на здоровье."

Сохранилось смутное воспоминание о фильме "Если завтра война", поставленном режиссером Ефимом Дзиганом, автором незабываемого "Мы - из Кронштадта". Но песня, оставшаяся после этого фильма, свидетельствует, что прицел в постановке фильма "Если завтра война" был взят правильный, хотя строка о "малой крови", увы, не сбылась...
Василий Иванович Лебедев-Кумач создал в содружестве с лучшими композиторами того времени немало боевых песен. Можно смело сказать, что оборонная тема во второй половине 30-х годов вышла на передний край творчества поэта-песенника. Впервые эта простая истина, ставшая реальным фактом уже в июне 1941 года, была за четыре года до большой войны сформулирована поэтом.

Однажды на Рыбачьем появились композитор Константин Листов и поэт Василий Лебедев-Кумач. Тогда впервые пожал их большие и добрые руки, боец Букин, участвовал в дискуссии о песенном деле. Мимолетная встреча, мимолетный разговор, но они многое дали Николаю для понимания этого жанра. В 1942 году в одно из посещений катерников при взоре на безбрежную водную даль у Букина родились строчки:

Я знаю, не жить мне без моря,
Как море мертво без меня.

А заметив, с каким ликованием возвращаются моряки из рейса, добавил:

Хоть волны и стонут и плачут,
И плещут на борт корабля,
Но радостно встретит героев Рыбачий...

Образы и слова он находил свободно. Соединил горы и волны, статику и динамику. Горы - незыблемость, море - вечное движение. Поместил в стихах биение жизни, ее прилив и отлив, закончил, сложил бумагу треугольником и с оказией отправил в Мурманск, в газету Северного флота «Краснофлотец». Через некоторое время на полуостров пришел свежий номер, а в нем стихи Букина и приписка от руки писать еще. И вот однажды, включив радиоприемник, Букин услышал песню с родными словами. Вот это да! Как так вышло, как получилось?! Взял баян и повторял, повторял наигрыш. Тот день, красным бантом повязанный, полковник Букин помнил всю оставшуюся жизнь. Музыку к этим стихам первым написал В. Кочетов, и политуправление флота рекомендовало песню Всесоюзному радиокомитету для исполнения и популяризации «в период краснофлотского радиочаса». Самодеятельный поэт прославил Заполярье, но и Полярный круг прославил поэта. По зову Родины воевал и работал Николай Иванович Букин, по зову сердца написал свои стихи «Ой ты, море», «О скалы, гранитные скалы», которые положены на музыку и стали для фронтовиков душевным боеприпасом, дальнобойным снарядом. Позже музыку к стихам Букина написал другой композитор - Е. Жарковский. А после того, как В. Бунчиков и П. Киричек исполнили ее по Всесоюзному радио, к песне пришла настоящая популярность.

В конце августа 1941 года в Москву приехал молодой комиссар Брянского фронта с поручением от политуправления. Он разыскивал поэтов и композиторов. Комиссару нужны были песни для партизан.
Однажды по радио из лесов пришла шифровка: «...Патроны и оружие отберем у врага, а вот песни как трофей не возьмешь. Пришлите песню».
Заказ был передан поэту Анатолию Софронову и композитору Сигизмунду Кацу. Над песней работали долго.
Авторам приходилось много слышать и читать о партизанах. Но будет ли этого достаточно, чтобы почувствовать атмосферу и обстановку? Когда песня была готова, заказчика в Москве уже не было - комиссар отбыл на фронт. Но обстоятельства складывались удачно: военного корреспондента «Известий» Анатолия Софронова командировали на Брянский фронт. А Сигизмунду Кацу разрешили выехать вместе с ним. В одном из партизанских отрядов разучили песню «Шумел сурово брянский лес». Вскоре эта песня широко зазвучала среди партизан.

В 1942 году несколько командиров Волховского фронта обратились к композитору Анатолию Лепину и поэту Павлу Шубину написать лирическую песню о Ленинграде. Это должна быть песня предельной простоты, доходящая до сердца каждого бойца, защищающего Ленинград, до каждого ленинградца. Где-то в районе станции Мга, во фронтовой землянке, при тусклом свете коптилки Павел Шубин набросал первые строки стихов, прочел их Лепину. Тут же у композитора родился напев. Интересно, что сам композитор был москвичём. Утром Лепин и Шубин спели новую песню бойцам. Песня понравилась и полюбилась, она выдержала вместе с людьми горькие и жестокие месяцы блокады. «Ленинградская песенка» впервые была опубликована отдельной открыткой (с нотами) в 1943 году.

«Батальонная разведка» — популярная песня Отечественной войны, которую написал Игорь Морозов в 1935 году, которая стала впоследствии очень популярной среди тысяч наших военнослужащих. Эту песню пели и сейчас поют, как сольные певцы, так и дуэты, группы и многие разнообразные вокально-инструментальные ансамбли. В сегодняшнее время является типичной строевой песней в рядах разведывательных группировок и подразделений Морской пехоты.
Народная песня «Батальонная разведка» была написана в марте 1975 года и посвящалась отцу автора, который был командиром-разведчиком 172-й Гвардейской дивизии Василию Петровичу Порозову. Впервые песню исполняли на День Победы в 1975 году, на празднике героев-ветеранов 172-й Гвардейской огневой стрелковой дивизии, за что был презентован «Спасибо!» от ветеранов и бутылкой коньяка от старосты комитета ветеранов Великой Мировой Отечественной войны маршала Павла Бутова.
В июне 1982 года, находившись уже в Афганистане, сохранил песню на магнитофонной кассете и песня «ворвалась в народ». Помня судьбу Юрия Кирсанова, создателя «Кукушки», который чуть было не потерял погоны за свои уж очень «откровенные» слова 1979—1980 годов, тогда кассеты не подписывали. В идеале, что могло возникнуть на кассете, — это подпись «Песни Коляна из Файзабада». Дубликат одной такой записи «вернулся» к создателю в 1987 году из города Магдебурга (группа наших войск в Германии), вся потертая, а больше всего потерта была в месте, где записана песня «Батальонная разведка». Песня была чуть ли не культовой и всеми горячо любима на фронте, в окопах, на перестрелках. Только четвёртый припев «Рвали проволоку, хватали языка» рассекречивал в ней песню о войне Великой Отечественной. Сам создатель сознается, что давно уже эту песню «перепосвятил» всем советским и всем российским воинам.
В песне рассказывается о буднях разведчиков батальона, о буднях которые полны опасностей. Каждый день был переполнен событиями и приносил что-то. На войне, прям как на войне — и разведке всегда достаётся больше чем всем. Солдаты в ротах могут и расслабится, разведке же не отдыхать никогда — бойцы постоянно «на ногах», какая б погода не была. И разведка день за днём занимается своим делом. Сдав награды на сохранность ротным старшинам и, по древней боевой традиции, не попрощавшись, воины опять идут на следующее задание. Повествователь будучи сам одним из вояк, испытывает нежные чувства к женщине из медико-санитарного батальона, с ней он планирует отгулять свадьбу, но при этом, понимает, что следующий поход может быть для него последним. Конец войны, видится воину в далеком будущем, и он видит своих коллег за дружеским столом, которые вспоминают свои прошлые подвиги и павших друзей, боевую дружбу и храбрость.

Вот что рассказывал об обстоятельствах создания этой песни автор ее слов, поэт Лев Ошанин, корреспонденту газеты «Известия» в 1965 году.
«Однажды утром, – рассказывал лев Иванович, – я услышал, что наши части находятся на подступах к Берлину. И ощущение Победы, большой, долгожданной Победы, стало зримым, вошло в душу, отодвинуло все беды и печали войны. И я представил себе нашего парня, еще почти мальчишку, но уже зрелого солдата, человека, спасшего родную землю, и человека, у которого все впереди. И я увидел этого парня в его счастливом звонком полете домой. И сама собой пришла емкая и гордая строчка – «Ехал я из Берлина».
Эту строчку я носил с собой всюду, никому не рассказывал о ней. А песню не писал, не имел права, пока Победа не стала свершившимся фактом. И когда она пришла, я сразу легко начисто написал песню. Мне показалось, что по характеру «Ехал я из Берлина» наиболее близка солнечной палитре Дунаевского. Мы с ним давно собирались что-нибудь написать. И я отнес песню ему…»
В ту пору Исаак Осипович Дунаевский руководил ансамблем песни и пляски Центрального Дома культуры железнодорожников. Туда, на Комсомольскую площадь, и принес свои стихи Ошанин. Прочитав их, композитор тут же сел за рояль и начал импровизировать. Мелодия родилась сразу, как говорят, «с ходу», и все строки легли, как литые, не пришлось ничего переделывать. Но Дунаевскому потребовался припев, которого у Ошанина не было. Продолжая импровизировать, он проиграл поэту мелодию, которая могла бы им стать.
– По-моему, надо так… Попробуйте на эту мелодию написать слова, – предложил он Ошанину…
Припев написали тут же.
«Ехал я из Берлина» стала первой совместной работой И. О. Дунаевского и Л. И. Ошанина. А первым исполнителем этой песни был руководимый Дунаевским ансамбль песни и пляски ЦДКЖ.Вслед за ним ее подхватили многие другие ансамбли и оркестры, и она стала по существу одной из первых песен Победы.
– Песню запели, но на этом дело не кончилось, – с нескрываемой грустью и сожалением констатировал в своем рассказе о ней Лев Иванович Ошанин. – Через много лет, когда Краснознаменный ансамбль имени Александрова готовил новую программу, посвященную юбилею Победы, политуправление Армии потребовало, чтобы я переделал припев. У меня было так:

Эй, встречай,
Да крепче обнимай.
Чарочку хмельную
Полнее наливай.

Это точно отвечало настроениям и обычаям того времени, когда на памяти еще были фронтовые «сто грамм». Но блюстители солдатской нравственности решительно восстали против «чарочки». Я отказался переделывать. Просил, чтобы сняли из программы песню. Но они этого делать не хотели…
Несколько месяцев шла борьба. Наконец под нажимом политуправления и самого ансамбля дал согласие, чтобы один раз на торжественном вечере спели припев иначе:

Эй, встречай,
С Победой поздравляй,
Милыми руками
Покрепче обнимай.

Так с тех пор и осталось. В разных изданиях припев печатался по-разному, но в конце концов закрепился второй вариант, хотя некоторую долю лихости песня потеряла. Но сейчас уже не восстановишь утраченного.
– Вот и все, что можно сказать об истории этого сочинения, – заключал свой рассказ поэт. – Могу добавить только, что мне очень дорого слышать, как, несмотря на минувшие годы, все едет и едет чудесный молодой солдат, прошедший многие земли, вернувший Родине покой и твердо знающий, что наше солнышко краше и что лучше наших девушек нет на всем белом свете. Доброго пути тебе, браток!» Мне же хотелось добавить к сказанному, что в народе песню «Ехал я из Берлина» помнят и поют в первозданном виде, какой была она написана шесть десятилетий назад.
Интервью Льва Ошанина газете «Известия», 1965 год

Замечательный военный марш 30-х годов, очень популярный в годы Великой Отечественной Войны, а наши дни незаслуженно забытый.
У этой песни весьма своеобразная история. Изначально она создавалась как песня о партизанах гражданской войны, однако уже в 1939 году был создан вариант, посвящённый победе при озере Хасан. Уже в 1941 году после окончания обороны Москвы было развёрнуто ополченческое и партизанское движение. Песня о партизанах снова понадобилась, но в этот раз её текст был переделан в соответствии с реалиями Великой Отечественной Войны. Нельзя не сказать о главной героине песни – знаменитой трёхлинейной винтовке конструкции Мосина. В наши дни псевдоспециалисты от истории очень любят изображать её как символ отсталости советской армии. Но это неправда с фактической точки зрения. Подавляющее большинство армий того времени, включая немецкую, были вооружены обычными винтовками, разработанными или в конце XIX или в начале XX века. Следует учесть особенности тогдашней окопной, грязной войны – тогда механизмы автоматов часто засорялись, забивались и, соответственно, оружие отказывало. А вот обычные винтовки служили своим бойцам безотказно.

Больше известная по первой строке «От героев былых времён…» песня на самом деле называется «Вечный огонь». Написал её бард, поэт, кинодраматург, сценарист и художник Евгений Данилович Агранович в 1970 году. Аграновича называют неизвестным автором известных песен. «Одесса-мама», «Я в весеннем лесу пил берёзовый сок…», «Лина», «Солдат из Алабамы», «Пыль», «Последний рыцарь на Арбате», «Вечный огонь», «Лебединая песня» — эти песни Евгения Аграновича стали по-настоящему народными. Будучи фронтовиком — Агранович прошёл войну «от столицы до столицы», — он писал пронзительные песни о войне и о людях, прошедших её. На фронт Евгений Агранович ушёл добровольцем, уже будучи автором песни «Одесса-мама» и студентом Литературного института имени Горького. Воевал в составе 22-го отдельного истребительного батальона, был запевалой, продолжал писать песни. В 1948 году после окончания Литинститута работал журналистом, затем писал сценарии к фильмам и мультфильмам… Евгений Агранович ушёл из жизни на 92-м году — 29 января 2010 года. Больше трёх десятилетий фильм «Офицеры» олицетворяет мужество, доблесть и красоту профессии военного. Песню «Вечный огонь» в кинофильме исполнил второй режиссёр картины Владимир Златоустовский. Надо сказать, во время съёмок «Офицеров» Златоустовский чуть было не погиб, падая со скалы в образе «басмача-предателя». Первоначально планировалось, что песню к фильму исполнит Алина Покровская, сыгравшая главную роль — идеальной офицерской жены Любы Трофимовой. Остановив свой выбор на кандидатуре Златоустовского, создатели фильма совершенно очевидно «попали в точку»: его манера исполнения стала камертоном, по которому воспринимается весь фильм «Офицеры». Так история героев, живущих судьбой страны, становится историей каждого, кто смотрит этот фильм...

«Землянке» суждено было стать одной из первых лирической песен, рожденной в пламени Великой Отечественной войны.
«Возникло стихотворение случайно, - вспоминал впоследствии его автор Алексей Александрович Сурков. – Это было шестнадцать «домашних» строк из письма жене, Софье Антоновне. Письмо было написано в конце ноября 1941 года, после одного очень трудного для меня фронтового дня под Истрой, когда нам пришлось ночью после тяжелого боя пробираться из окружения.
Так бы и остались эти стихи частью письма, если бы уже где-то в феврале 1942 года не приехал… композитор Константин Листов… Он пришел в нашу фронтовую редакцию и стал просить что-нибудь на что можно написать песню. Чего-нибудь не оказалось. И тут я на счастье вспомнил о стихах, написанных домой, разыскал их в блокноте и, переписав начисто, отдал Листову… Через неделю композитор вновь появился у нас в редакции, попросил гитару и спел песню «В землянке». Слова и мелодическая строчка «Землянки» были опубликованы в «Комсомольской правде» 25 марта 1942 года. Неутомимыми пропагандистами «Землянки» в годы войны были замечательные советские мастера песни Леонид Утесов и Лидия Русланова. Свидетельством необычайной популярности и широкого распространения «Землянки» на фронте и в тылу являются многочисленные «ответы» на песню, приходившие в письмах в редакции газет.

Вот что рассказывал о возникновении замысла и рождения песни на эти стихи, автор музыки «Москвичей», народный артист Советского Союза, лауреат Ленинской премии, композитор Андрей Эшпай:
«История этой песни, и в самом деле, не совсем обычная. Должен сказать, что я сначала, как правило, сочиняю музыку, а потом уже работаю с поэтом. А тут получилось так, что однажды ко мне пришел Марк Бернес и принес стихотворение, напечатанное в «Новом мире». Было это в 1955 году. Я жил тогда на Большой Бронной, в полуподвале. Поставил журнал на пюпитр инструмента, за которым я работал, раскрыл на нужной странице и сказал: «Прочти эти стихи. Они для тебя. Нужна музыка!»
Надо сказать, что для всех нас Бернес был легендарной личностью. Но он был не только прекрасным актером и певцом, а еще и обладал поразительным умением «угадывать» в стихотворных строчках будущую песню.
Стихи меня потрясли. Они были просто снайперски из моей биографии. Я ушел на фронт с Бронной, правда, не с Малой, а с Большой. Но ведь эти улицы — рядом. На войну еще раньше ушел и мой старший брат, Валя. Он погиб в самом ее начале. А мама все ждала и ждала его возвращения, не верила в его гибель до последних дней. Ложилась спать всегда очень поздно. И вот этот «свет лампы воспаленной» в стихах Винокурова — очень точные слова. В них я увидел свою маму, ожидающую и перечитывающую мои и братовы письма с фронта. Я до сих пор вспоминаю маму именно в этом куплете.
Все так сходилось, что, буквально, при нем, при Бернесе, я сыграл песню так, как это потом и осталось. Во всяком случае, основная интонация в его присутствии была найдена. По-моему, Винокурову даже больше пришлось над этой песней работать…«
Композитор совершенно прав. Когда музыка к стихам была написана, стало совершенно ясно: необходимо внести в них изменения, чтобы они обрели, в конечном счете, песенную форму. Эшпай и Бернес познакомились с Винокуровым. Оказалось, что он тоже фронтовик. Семнадцатилетним парнишкой, когда учился еще в 9-м классе одной из московских школ, ушел на войну добровольцем, командовал артиллерийским взводом.
«Прототипов в полном смысле этого слова у героев моего стихотворения, а потом и песни, не было, — говорил впоследствии поэт, когда его спрашивали о том, существовали ли на самом деле Сережка с Малой Бронной и Витька с Моховой. — Но, когда я его писал, мне больше всего представлялся образ моего школьного товарища, 17-летнего Саши Волкова, жившего в одном из переулков Арбата. Хотелось создать поэтический памятник моим сверстникам, всем московским ребятам, которые мужественно сражались с врагом. Многие из них не вернулись домой, а другие войной покалечены…»

В стихах, написанных В. Дыховичным в июльские дни 1941 года, очень удачно «обыгрывалось» давнее «прозвание» пулемета, не однажды фигурировавшее в песнях, в особенности про войну гражданскую, и имя его хозяина-пулеметчика. И конечно же, под стать стихам оказалась музыка — искрометная, зажигательная.
На радио, куда принес ее композитор С. Кац, к «Двум Максимам» отнеслись по-разному. Одним она показалась легковесной, написанной не ко времени, другие считали, что песня такая очень даже своевременна и нужна. В конце концов, не придя к единому мнению, решили все-таки проверить песню на слушателях и пригласили разучить и исполнить ее в одной из передач популярного киноактера Бориса Чиркова, блестяще сыгравшего роль питерского рабочего парня Максима в трилогии Г. Козинцева и Л. Трауберга, поставленной в довоенные годы.
«Сначала он спел «Крутится, вертится шар голубой...» с новым текстом, написанным В. Лебедевым-Кумачом, — вспоминает о премьере своей песни автор ее музыки, — а потом обратился с теплым приветствием к фронтовикам от имени своего героя из «Выборгской стороны» и закончил свое выступление песней о двух тезках Максимах. Отклики на передачу посыпались молниеносно. Сотни писем — фронтовых треугольников — начало получать радио с просьбой повторить песню. В них бойцы обещали драться так ше, как сражался Максим со своим пулеметом...»
Вскоре солист Всесоюзного радио Георгий Виноградов, призванный к тому времени в армию и проходивший службу в Образцовом оркестре РККА, записал эту песню сначала на пластинку, а затем снялся в фильме-песне, созданном на Куйбышевской студии кинохроники «Боевые песни» (1941 г.), где исполнил эту песню в сопровождении небольшого джаз-оркестра. Благодаря этому песня широко распространилась и полюбилась на фронте и в тылу.

Из всех достижений Советского Союза в довоенные 30-е годы наиболее ярким символом успеха в строительстве, экономике, промышленности и армии была, безусловно, авиация. Граждане Советского Союза вполне законно гордились достижениями своей страны в такой важной отрасли, как авиастроение. Неудивительно, что одной из самых популярных советских песен был «Марш авиаторов» – официальный гимн советских ВВС, написанный поэтом Павлом Германом и композитором Юлием Хайтом. Особенно популярной эта идея стала благодаря ведущему радио «Свобода» Севе Новгородцеву. Запущенная им утка (Согласно ней, музыка «Марша авиаторов» была украдена её авторами у фашистов из их марша) оказалась настолько живучей, что многие наши сограждане до сих пор в неё верят. Хотя достаточно почитать официальную историю создания песни и воспоминания композитора Юрия Хайта, чтобы убедиться в том, что всё было как раз наоборот. Именно нацисты без зазрения совести украли музыку популярного советского марша. Дело в том, что «Марш авиаторов» был написан Хайтом и Германом ещё в 1920 году по заданию политуправления Киевского военного округа, а фильм «Триумф воли» был снят только в 1934 году. Конечно, в словах Хайта и текстах советских энциклопедий можно усомниться, однако сохранились издания нот и текстов с «Маршем авиатора», датированных 1925 и 1926 годами. Что касается истории песни, то её текст стал как бы прологом бурному развитию советской авиации. И даже несмотря на огромные потери в начале Великой Отечественной Войны, советские лётчики с первых её дней показали вторгшимся врагам, что в их официальном гимне не даром были слова «И верьте нам на всякий ультиматум, воздушный флот сумеет дать ответ». «Марш авиаторов» был главной песней наших лётчиков на протяжении всей войны и по сегодняшний день является гимном российских лётчиков.

В поставленном Романом Карменом двухсерийном документальном фильме «Великая Отечественная», который вышел на экраны в 1965 году, когда отмечалось 20-летие Победы, многим, наверное, запомнился пронзительный в своей достоверности эпизод: по размытой осенним дождем дороге, через болота и топи шагают, ползут, пробираются на подручных средствах и вплавь, преследуя врага, отвоевывая у него каждую пядь обильно политой солдатским потом и кровью родной земли, советские воины. А за кадром звучит в это время в исполнении оркестра и хора песня «Вот солдаты идут»…
Лучшего исполнения этой песни и ее органичного слияния с тем, что происходит в тот момент на киноэкране, ни до, ни после мне слышать и видеть не довелось.
Всякий раз, когда ее слышу, почему-то не покидает ощущение, что сложена она была в военные годы. Разве строки и слова про опаленную степь и незнакомую сторону, которой идут солдаты, про то, что вернутся домой они лишь тогда, когда всех врагов разобьют, не свидетельствуют о том, что рождались они по горячим следам, а может, и в пекле событий, про которые в этой песне поется?..
Между тем достоверно известно, что композитор Кирилл Владимирович Молчанов (1922—1982) сочинил «Вот солдаты идут» уже после войны. Во Всесоюзном агентстве по авторским правам он зарегистрировал ее в ноябре 1947 года. Хотя не исключено, что создана песня была раньше в 1946-м. Во всяком случае это одна из первых послевоенных песен о войне, всем своим строем и содержанием попавшая, как говорится, в самую точку.
Что же касается слов этой песни, то, как теперь выясняется, написаны они были действительно в военные годы. Их автор — поэт и драматург Михаил Григорьевич Львовский (1919 – 1994).
В первые же дни войны он в числе других студентов Литературного института имени Горького, где учился на третьем курсе, ушел добровольцем на фронт.
В 1942 году Львовский — командир отделения в батальоне автоматчиков 89-й отдельной стрелковой бригады. Здесь он познакомился с Николаем Александровичем, до войны учившимся в ГИТИСе. Они подружились— сблизили их общие интересы и воспоминания. Через некоторое время друзья организовали небольшой самодеятельный ансамбль, назвав его «Веселый десант» по примеру знаменитого фронтового коллектива, которым руководил писатель Владимир Поляков. Выступления ансамбля пользовались большим успехом у солдат и офицеров. Львовский написал для него довольно много песен на знакомые популярные мелодии. В Литературном институте существовала традиция сочинять такого рода песни, и молодой поэт продолжил
ее в армейском ансамбле.
Однажды гитарист коллектива Карев сыграл и напел мелодию песни, которая понравилась всем участникам ансамбля. Однако слов он не помнил. Те же, что помнил, явно не годились к исполнеию. Решено было создать новый текст на эту мелодию, причем обязательно в стиле старых солдатских песен. К этому, всем так казалось, обязывала напетая Каревым мелодия.
М. Львовский написал на нее стихи, которые начинались словами:

Вот солдаты идут
По степи опаленной,
Тихо песню поют
Про березки да клены…

И далее все было так, как в песне, которая всем известна сегодня. Но был там еще и припев, развернутый и ритмически не простой, при сочинении которого автору слов пришлось преодолеть особые трудности. Вот что у него получилось:

А маньчжурская степь
Их встречает бураном,
Но не кончен поход,
И солдаты вперед
Все идут на восход…

Выступая, объявляли ее как старинную солдатскую, потому что, во-первых, не знали происхождения мелодии, а во-вторых, это сразу же снимало все вопросы у тех, кто принимал программы. Все думали, что песня была сложена, вероятно, еще во времена русско-японской войны. В исполнении солистов ансамбля Петра Алексеева и Николая Александровича она звучала в каждом выступлении «Веселого десанта», принималась, как говорится, «на ура», и ее даже запели в солдатском строю.
Было это в 1943 году. А через год М. Львовского перевели в 39-ю кавалерийскую дивизию, где он стал литературным сотрудником дивизионной газеты «Красное знамя».
Н. Александрович тоже попал в другую часть, и их военные дороги разошлись. «О «старинной» солдатской песне я не вспоминал до послевоенных времен, — закончил свой рассказ М. Львовский, — пока не услышал однажды по радио ее слова, но совершенно с другой, не знакомой мне, удивительно красивой мелодией».
О том, что же случилось дальше с этой «старинной» песней про «маньчжурскую степь», рассказал Н. В. Александрович, работающий теперь режиссером телевизионного объединения «Экран».
Демобилизовавшись из армии, он продолжил прерванную войной учебу в ГИТИСе. Тогда-то он встретился и познакомился со студентом консерватории Кириллом Молчановым, который приехал в Москву в сорок пятом году из Новосибирска, где служил в ансамбле песни и пляски Сибирского военного округа.
Однажды молодой композитор, зная, что на фронте, в ансамбле, где пел Александрович, исполнялись самодеятельные песни, попросил дать ему текст хотя бы одной из них. Николай Викторович процитировал ему слова нескольких «ударных» песен, в том числе «старинной» солдатской. Молчанову приглянулась именно она. Он тут же записал стихи, отбросив только припев. И буквально через час проиграл и напел новую песню.
Стихи Львовского так слились и совпали по настроению с только что сочиненной мелодией, будто всегда именно с нею только и пелись.
Всем общим друзьям, которым показывали песню, она очень понравилась, хотя никому, конечно же, и в голову не могло прийти, что вскоре она зазвучит по радио, будет записана на пластинки, что люди будут помнить и петь ее до сих пор.
«И я, безусловно, счастлив и рад, что оказался в какой-то степени причастен к рождению этой замечательной песни», — сказал в заключение Н. В. Александрович.
А на самой первой пластинке, где «Солдаты идут» записала с оркестром Николая Минха известная в ту пору эстрадная певица Анна Харитонова, Н. Александрович по ошибке даже назван автором слов, а М. Львовский — автором музыки…
В дальнейшем ошибка эта была, конечно же, исправлена и все поставлено на свои места. Но такой казус в биографии песни был…
«Вот солдаты идут» пела популярная московская эстрадная певица Ружена Сикора, замечательный певец Иван Шмелев, в исполнении которого она была записана на пластинку в самом начале 50-х годов.
Исполняют эту песню и другие певцы и певицы, военные ансамбли.

Эта песня, в исполнении Леонида Утесова и его дочери Эдит, была очень популярна у нас в конце войны и в первые послевоенные годы. Официально она называлась «Бомбардировщик», но в народе ее называли по первой строчке припева – «Мы летим, ковыляя во мгле». А родом эта песня из далекой Америки.
Песню Comin' in on a wing and a prayer (Пришли на крыле и молитве) написал американский композитор Джимми МакХью на слова Гарольда Адамсона. И песня мгновенно стала хитом. Был даже художественный фильм с таким названием (правда, самой песни в нем не было). Популярностью Comin' in on a wing and a prayer пользовалась и по другую сторону Атлантики – одной из первых исполнительниц песни была пятнадцатилетняя британская певица Анна Шелтон (она же, кстати, пела для британских солдат знаменитый немецкий шлягер «Лили Марлен»).

А концу войны песня добралась и до нашей страны. Поэты Самуил Болотин и Татьяна Сикорская сделали великолепный перевод этой песни, настолько точный, насколько это вообще возможно. Молитву, по вполне понятным причинам, пришлось заменить честным словом, а строчки With our full crew aboard/And our trust in the Lord (Со всем экипажем на борту и нашей верой в Господа) звучат как «Вся команда цела и машина пришла». Но, тут уж дело не в неточности перевода, а в особенностях идеологии.

Был озабочен очень воздушный наш народ —
К нам не вернулся ночью с бомбёжки самолёт.
Радисты скребли в эфире, волну ловя едва,
И вот без пяти четыре услышали слова:

«Мы летим, ковыляя во мгле,
Мы ползём на последнем крыле,
Бак пробит, хвост горит, но машина летит
На честном слове и на одном крыле.

Ну, дела! Ночь была!
Их объекты разбомбили мы дотла!

Мы ушли, ковыляя во мгле,
Мы к родной подлетаем земле.
Вся команда цела, и машина пришла —
На честном слове и на одном крыле».

Хотя песня и создана в Америке, куда больше она подошла бы британцам. У британских и американских летчиков было четкое разделение труда во время налетов на Германию – ночью работают британские «Ланкастеры», днем их сменяют американские «Летающие крепости» и «Либерейторы». Наша Авиация Дальнего Действия тоже бомбила немецкие военные объекты в основном в ночное время – так что нашим летчикам эта песня подходила как нельзя лучше.

Есть на болгарской земле старинный город Пловдив. За свою более чем тысячелетнюю историю он был свидетелем многих событий. О них могут рассказать его улицы, дома, памятники. Один их них – величественный Холм освободителей. Его венчает восемнадцатиметровая фигура советского солдата, высеченная из гранита, — памятник советским воинам, освободившим город и всю страну от фашизма. Открыт он был в 1957 году, в канун 40-летия Великого Октября. Автор его — болгарский скульптор Васил Радослов. К постаменту ведут сто широких ступеней, по которым часто торжественным строем, волнуясь, поднимаются болгарские ребятишки, вступающие в пионеры. К нему приходят возложить цветы в день свадьбы счастливые молодожены. Место это священно и дорого для каждого болгарина.
Осенью 1962 года в Болгарию приехал советский композитор Эдуард Савельевич Колмановский. Ему рассказали о том, как в сентябре 1944 года жители города с букетами роз встречали своих освободителей и как один из солдат сказал, что, пока его руки смогут держать оружие, розы никогда больше не будут обрызганы кровью. Народная память сохранила и имя солдата — ласковое, певучее русское имя Алеша. С розами он и увековечен в камне.
Возвратившись домой, композитор поделился своими впечатлениями о том, что видел и слышал В Болгарии, с поэтом Константином Яковлевичем Ваншенкиным, давним своим соавтором, показал ему фотографию памятника советским воинам — «Алеши».

«Стихи родились очень быстро, на едином дыхании, — вспоминает поэт. — Тема ведь родная, близкая. Я прошел войну, воевал в Венгрии, в Австрии, в Чехословакии, потерял много боевых друзей, товарищей по оружию, мог погибнуть и сам. Если написано о том, что выстрадано и дорого, это находит отзвук в сердцах людей. А тема войны для нас всегда кровоточаща.
До 1971 года мне не удавалось побывать в Болгарии, хотя и очень хотелось. А когда я впервые туда приехал и увидел «Алешу», когда увидел его громадные сапоги из камня, гимнастерку… я чувствовал себя так, будто встретился со старым и близким другом…»
Песня “Алеша” — это раздумье о подвиге советского воина, баллада, в которой гражданственность сочетается с лирической интонацией.
Рассказывая о создании этой песни, композитор говорил: “Уже после того, как… песня была написана, мне вначале трудно было выяснить причину своей неудовлетворенности и я долгое время песню никому не показывал. Очевидно, сильнейшее впечатление от Болгарии — пловдивский памятник — для полноты музыкального выражения нуждалось в болгарской народной музыке, с которой все другие болгарские впечатления сплелись в моем представлении в единый художественный образ. И я между проведениями своей темы ввел мелодию известной болгарской песни «Гей, Балкан»— песни, услышанной в автобусе по дороге из Софии к Черному морю…»
К слову сказать, упомянутая Колмановским народная болгарская партизанская песня времен второй мировой войны, по утверждению известного болгарского музыковеда Стояна Петрова, поется на украинскую мелодию. Можно привести и другие примеры трансформации и широкого распространения в Болгарии наших песенных напевов. Такова, в частности, песня «На опушке леса старый дуб стоит», которую любили петь болгарские партизаны, и т. д.
Впервые песня «Алеша» была опубликована в 1966 году в журнале «Старшина—сержант» (сегодня он называется «Знаменосец») в выпуске, посвященном советско-болгарской дружбе.
Прекрасную песню эту включил в свой репертуар Краснознаменный ансамбль песни и пляски Советской Армии имени Александрова, и в 1967 году краснознаменцы привезли ее в Болгарию. Там, в Пловдиве, у подножия памятника «Алеше», в присутствии многих тысяч слушателей состоялось ее первое исполнение.

С огромным успехом исполнил «Алешу» Московский хор молодежи и студентов на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Софии.
Для наших, советских слушателей песню эту по-настоящему «открыли» болгарские певцы, замечательный дуэт — Маргарет Николова и Георги Кордов.
С тех пор «Алеша» своеобразный музыкальный символ советско-болгарской дружбы и нерушимого братства наших народов.
Решением Пловдивского городского Совета эта песня утверждена официальным гимном города. Ею каждое утро радиостанция Пловдива начинает свои передачи.
Ярким музыкальным событием в жизни этого города, да и всей Болгарии, стал традиционный фестиваль советской песни, названный также «Алеша». Композитору Э. С. Колмановскому и поэту К.Я. Ваншенкину не однажды довелось участвовать в этом фестивале.
«Нас принимали на болгарской земле с таким чистосердечным гостеприимством, с такой душевной теплотой, искренностью, радостным и заботливым вниманием, с каким может встретить только настоящий верный друг,— вспоминает об этих поездках и встречах Эдуард Савельевич.. – Да, у меня в Пловдиве много друзей. Число их, к моей радости, растет. И первым среди них я называю своего старого друга «Алешу», бессмертная молодость которого навеки утверждена кровным братством и нерушимой дружбой наших народов. И пусть, как поется в песне, «из камня его гимнастерка, из камня его сапоги»,—Алеша живет в наших сердцах, в наших мечтах и надеждах, в наших делах…»