Ananasix

О СЦЕНАРИИ

Игорь Масленников, режиссёр:

В то время я был руководителем творческого объединения телевизионных фильмов на Ленинградской киностудии. Говорят, что сейчас расцвело телевизионное кино – ничего подобного! В конце семидесятых – начале восьмидесятых годов у нас на «Ленфильме» снимались «Открытая книга» и «Жизнь Клима Самгина» Виктора Титова, Бортко делал «Без семьи», Аранович – «Противостояние», то есть работа кипела. Тогда же к нам пришёл сценарий Юлия Дунского и Валерия Фрида о Шерлоке Холмсе.

Юлий Дунский и Валерий Фрид, которые восхищались моим фильмом «Завтра, третьего апреля», приехали однажды в Ленинград, явились на «Ленфильм» в творческое объединение телевизионных фильмов и положили на стол главного редактора Аллы Борисовой сценарий. Никто сценарий не заказывал. Это была их личная инициатива — экранизировать два ранних произведения Артура Конан Дойла «Этюд в багровых тонах» и «Пёстрая лента». Им, видите ли, захотелось поразвлечься на безыдейных просторах викторианской эпохи (после сложностей эпохи петровской – только что Митта закончил фильм по их сценарию «Сказ про то, как царь Петр арапа женил»).

Я не являюсь большим поклонником детективной литературы и, как филолог, не считаю Конан Дойла таким уж значительным писателем. В том, что я клюнул на него, большое значение сыграла обстановка в стране: хотелось улететь куда-то в заоблачные дали, заняться чем-то приятным, не связанным с тогдашней повседневностью. Мне понравился сценарий ещё и тем, что он имел одну важную особенность, благодаря которой у нас все и получилось.

Сценарий назывался «Шерлок Холмс и доктор Ватсон». Основная ошибка двухсот фильмов, снятых по рассказам о Шерлоке Холмсе во всем мире, заключается в том, что везде фигурирует только Холмс. А его сыграть невозможно – он механистичен, однолинеен, и если он один «болтается» в драматургии, то с ним тяжело справиться.

Все рассказы о Холмсе написаны будто бы Ватсоном. А в фильмах Ватсон незаслуженно оказывается за кадром. При этом исчезает парность персонажей. Я заметил, что на Ватсона действительно мало обращают внимание. Так, в лондонском музее Ватсон самый разный: толстый, тонкий, с усами, с бородой, в очках, без очков, рыжий, черный, лысый, то есть никакой. Он как бы неуловим. В инсценировке Дунского и Фрида мне понравилось именно то, как поразительно точно и с иронией были выписаны взаимоотношения двух человек. Ватсон стал интересным, живым. Я и подумал: «Почему бы это не снять?»

Успеху картины в немалой степени способствовало и то, что история про знаменитого английского сыщика и его друга – мировая классика, на которой, по словам Ливанова, во все времена проверяется уровень актёрского мастерства. Не говоря уже о трепетном отношении и любви к этому литературному произведению самого артиста.

Василий Ливанов, актёр:

Мальчишкой, читая Конан Дойла, я, как и большинство подростков, был в мечтах Шерлоком Холмсом. Хотя я никогда не думал, что когда-нибудь буду играть роль этого роскошного мужика. С тех пор прошло много лет. Когда мне, уже опытному актёру, предложили роль великого сыщика, я не то чтобы вспомнил свою мечту – я понял, что никогда с ней не расставался. Боясь растерять чудесный мир, оказывается, бережно хранимый в душе все эти годы, я не стал перечитывать Конан Дойла. Мне, мальчишке сороковых годов, выпала неслыханная удача: всерьёз превратиться в Шерлока Холмса. Разве это не чудо?

«Только не перечитывать ни строчки, – твёрдо решил я. – Под взрослым, рассудочным взглядом хрупкая мечта может рассыпаться, исчезнет свежесть переживаний, детская вера в условия игры испарятся…» А с другой стороны, годы, возраст окрасили мои мальчишеские восторги некоторой иронией. И вот это сочетание восторга перед героем и иронического отношения и родило стилистику всего фильма.

И только когда первые фильмы сериала прошли по экранам и мнение зрителей и критики было единодушно одобрительным, однажды вечером я решился раскрыть томик заветных рассказов Артура Конан Дойла. Прочёл знакомый шрифт заглавия «Собака Баскервилей», пробежал глазами первые строчки и только на рассвете закрыл книгу. Великий сыщик оставался верен нашей дружбе все эти долгие годы. Шерлок Холмс, доктор Ватсон и я снова пережили захватывающие приключения.

Осенью 1979 г. первый фильм «Шерлок Холмс и доктор Ватсон» был готов. Предстоял судный день: в директорском зале собирался худсовет. Все руководство студии, директор, главный режиссёр картины, главный редактор Ленфильма, представитель обкома партии. Они должны были решить, выйдет этот фильм на экраны или не выйдет, сколько переделок в него нужно внести, чтобы он соответствовал абсолютно всем идеологическим канонам.

По фильму у худсовета было всего одно замечание. Когда Ватсон и Холмс встречаются в первый раз, Холмс говорит: «Давно из Афганистана?». У того, кто смотрел, глаза полезли на лоб, потому что тогда как раз наши войска вошли в Афганистан. Последовало указание: «Немедленно выкинуть». Пришлось переозвучить все фразы с «Афганистаном», заменив его на «восток» и «восточные колонии». (Кстати, мы не знаем, почему, но фильм несколько лет показывали без всяких правок. – прим. авторов. – Аудио и видео с фразами скачать здесь.)

Телевизионному показу предшествовало несколько премьер на большом экране: 22 ноября 1979 г. двухсерийный фильм «Шерлок Холмс и доктор Ватсон» был показан в Ленинградском Доме кино, а 3 марта 1980 г. – в Рижском. А 22 марта 1980 г. фильм вышел на телеэкраны. До и после программы «Время», встык с ней, показали сразу две серии: «Знакомство» и «Кровавая надпись». Трансляция малобюджетного телефильма имела неожиданные последствия. Улицы городов опустели, люди приникли к экранам. Вся страна как будто эмигрировала на три часа в другое время и другую страну – из брежневского СССР в викторианскую Англию.

Вежливые бобби, уютный камин и белый фартук миссис Хадсон вместо очереди в гастроном, справки из ЖЭКа и сгущенного молока в продовольственном наборе к 7 ноября. Восторженные письма приносят на «Ленфильм» мешками, про Холмса и Ватсона сочиняют анекдоты. Но сказки никогда не бывает много, и зрители требовали продолжения.

ОБ АКТЁРАХ

Игорь Масленников, режиссёр:

С самого начала я знал, что Холмса должен играть Василий Ливанов. До этого он снимался в моем фильме «Ярославна – королева Франции». Играл там лохматого, разнузданного, драчливого, пьяного рыцаря, что, кстати говоря, соответствует его личному характеру. Но при этом благодаря своей семье он человек породистый, длиннолицый, как и Холмс, умеет себя держать. Если сбрить его усы, с которыми в обычной жизни он никогда не расстается, то получается вылитый Шерлок Холмс. Кроме того, в нем есть какое-то мальчишеское начало, желание «поиграть в англичанство», как сказал когда-то Василий Аксёнов. Мне это тоже не чуждо, поэтому мы работали с удовольствием, несмотря на мое равнодушие к детективам. Между прочим, никакого детектива из наших фильмов и не получилось, а получилась комедия, где главное место занимают человеческие отношения. Восемь лет мы «отдыхали», снимая фильмы о Холмсе и Ватсоне. Правда, в перерывах мне удалось снять «Пиковую даму» и «Зимнюю вишню».


Но, несмотря на стопроцентную уверенность в выборе, для очистки совести попробовали на роль Холмса ещё одного актёра – Александра Кайдановского. Пробы прошли отлично, однако индивидуальность Василия Ливанова – голос и легкая чудаковатость, свойственная Холмсу, – поставили все точки над "i".

Василий Ливанов, актёр:

До этого мы с режиссёром Игорем Масленниковым работали на картине «Ярославна, королева Франции», где я играл рыцаря Бенедиктуса. Масленников дружил с замечательным оператором Юрием Векслером, к сожалению, рано ушедшим из жизни, который и начал снимать этот сериал – и Векслер ему подсказал исполнителя, то есть вашего покорного слугу. Я до сих пор не понимаю, каким образом в лохматом усатом рыцаре, которого я играл в «Ярославне», он разглядел Шерлока Холмса. Это для меня полная загадка. Как всегда в кино, кроме меня необходимо было представить ещё какие-то кандидатуры. Как я потом узнал, кроме меня на эту роль пробовался Сергей Юрский и Саша Кайдановский, мой товарищ. Но поскольку режиссёр и оператор были убеждены в моей кандидатуре, им удалось убедить и чиновников.


Что мне кажется очень важным – экранизаций классики делается много, но не всегда экранизаторы задаются вопросом: «А почему, для чего мы делаем эту экранизацию по прошествии многих десятилетий? Какое отношение это имеет к нашей современной жизни?» Мы об этом задумались и поняли, что в этих произведениях Конан Дойла есть много нравственных характёристик, которые очень важны и для нашего времени. Скажем, это абсолютное бескорыстие героев в помощи людям. Холмс и Ватсон идут выручать людей из беды прежде всего из соображений гуманных, человечных, а не из соображений возможности заработать. Кроме этого – абсолютная преданность своему делу, мужская дружба. Холмс и Ватсон – это надёжные друзья любого человека, терпящего бедствие. Это очень и очень важно для нашего сериала.

Я скучал по своему другу Шерлоку Холмсу, когда были длительные перерывы во время съёмок. Мне нравилось делать эту работу. Я относился к нему как к очень близкому мне человеку. А то, что какие-то черты моего характёра совпадают с Холмсом – это безусловно, иначе перевоплотиться и жить в этом образе невозможно.

Игорь Масленников, режиссёр:

Александру Кайдановскому была сделана только единственная фотопроба. О Сергее Юрском и речи не было! Наш первоначальный «кастинг» был таков: Холмс – Ливанов, Янковский; Ватсон – Басилашвили; Хадсон – Зелёная, Ханаева; Лестрейд – Дуров, Брондуков; Хоуп – Евграфов, Караченцов...

Если с Холмсом Масленников определился сразу, то поиски оптимального Ватсона затянулись на несколько месяцев. Дело в том, что на иллюстрациях разных английских изданий Конан Дойла Холмс выглядел примерно одинаково – худой, узколицый, долговязый. Ватсон – везде разный: толстый и тонкий, рыжий и черный, с бородой, с усами – какой угодно. Из-за того, что повествование идет как бы от лица Ватсона, его внешность в книге никак не была обозначена.

Игорь Масленников, режиссёр:

Я искал героев по одному лишь признаку: у обоих героев голова должна быть репкой. Только у одного хвостиком вверх, у другого – вниз.


В актёрском отделе «Ленфильма» я обнаружил фотографию Виталия Соломина с наклеенными английскими армейскими усами. Просто вылитый Конан Дойл в молодости! Это порода эдинбургских северных англичан (формулировка на совести И.Масленникова – прим. авторов) – рыжеватых, курносых, с таким шотландским акцентом. Кстати, Виталий был очень похож на известного английского комика Терри Томаса, сыгравшего в картине Крамера «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир». Но на Центральном телевидении, по заказу которого мы и снимали эту серию, не утверждали ни Ливанова, ни Соломина. Они сказали: «Какой это Холмс?! Мы знаем Ливанова: он шумный, непредсказуемый… А Ватсон?! У него же русская курносая физиономия!» Да мне и Рину Зелёную не хотели утверждать. Говорили, что она уже в таком возрасте, что не выдержит нагрузок: «Как мы будем возить ее из Москвы в Ленинград?» Ничего подобного! Она сама шутила на этот счет. Ее ведь звали на самом деле не Рина, а Екатерина Васильевна. Так же, как и мою маму. Как-то обратился к ней: «Можно я вас буду называть Екатерина Васильевна?» «Да вы что, – последовал ответ, – уж лучше зовите меня Руина Васильевна».

Пришлось уговаривать тамошнее начальство. После пробных съемок они посмотрели материал, и дело пошло.

У Конан Дойла нет сколько-нибудь значительных следов миссис Хадсон. В том, что этот персонаж стал третьим действующим лицом, заслуга всё тех же Юлия Дунского и Валерия Фрида. Они увидели все фигуры и, как опытные сценаристы, наделили всех характерами: персонажи не тени, а живые люди. В фильме у миссис Хадсон всего несколько фраз, но актриса каждую реплику делала ударной. Это было замечательно сделано. Когда вышел первый фильм, я сказал Рине Васильевне: «У нас хорошо получается. Вы нравитесь зрителю. Давайте увеличим вашу роль, допишем, прибавим…» Она ответила: «Нет, нет, нет! Я никогда в жизни не играла мебель, и мне это нравится». Она была поразительно остроумным человеком.

Рина Зеленая начала сниматься, когда ей было 77 (!) лет. Представить другую миссис Хадсон уже невозможно. По десять часов она проводила на ногах, затянутая в корсет. Сесть и отдохнуть просто не могла – пластины корсета впивались в бока, причиняя боль. Но играла с азартом. В сцене возвращения Холмса, которого считают погибшим, он появляется, изменив внешность, приклеив бороду. Соломин, как и задумано, падает в кресло – только ботинки торчат. И вдруг Рина Зеленая тоже валится – в том самом платье, в котором даже сесть не могла. Экспромт получился смешным, но режиссёра чуть удар не хватил.

Виталий Соломин, актёр:

Очень много фраз в фильме придумала Рина Зелёная, каждую фразу сама придумала, вернее, переиначила, переставляя слова – в результате любая фраза становилась у неё репризой.

Василий Ливанов, актёр:

Окружающих порой удивляло, когда некоторые молодые люди называли её не по имени-отчеству, а запросто – Рина. Но такое обращение к ней Рина установила сама. Люди, которые познакомились с Риной Васильевной ещё в своём детском возрасте, должны были называть её просто Рина, но на «вы». На «ты» её звал только Никита Михалков, которого Рина Васильевна знала буквально с рождения. Мне было десять лет, когда моя мама представила меня Рине Зелёной.

Её реакция на происходящее всегда была неожиданна, юмор – неподражаем.

Виталий Соломин, актёр:

В основном мы с Василием Ливановым разъезжали вместе, и в поездах, и в гостинице. Обычно встречали нас после поезда рано и везли куда-то в гостиницу, а иногда и не встречали – тоже было такое – и мы одни стояли на вокзале. Так было с Риной Васильевной Зелёной однажды – нас привезли в гостиницу, очень плохую гостиницу напротив Московского вокзала – страшная, скрипящие двери и половицы – и куда-то все исчезли. Час, два, три проходит – никто не появляется, как будто нас забыли…

Василий Ливанов, актёр:

Рина позвонила из своего номера, чтобы узнать, какая сцена намечена к завтрашнему дню. Я ответил, что не знаю, мне никто не говорил. «В этой группе, – сказала Рина, – ничего никому никогда не говорят. Пора брать языка».


Однажды, после запозднившейся съёмки, мы с Риной спешили на вокзал к московскому поезду. Маленький студийный автобус мчался по пустому в этот час Невскому проспекту, прихваченному мартовским ледком. Я сидел спиной к водителю. Рина устроилась в самом конце салона, напротив прохода. Вдруг из переулка вылетело такси и ударило наш автобус в бок. Удар был такой силы, что Рину выбросило из сиденья, она пролетела через весь автобус и рухнула ко мне на колени, обхватив мою голову руками. И что она в этот момент выговорила? «Спокуха, я с вами!»

Как оказалось, именно роль миссис Хадсон стала для Рины Васильевны «лебединой песней» – в кино она больше не снималась.

Но, пожалуй, самой большой удачей фильма стал творческий тандем Ливанов–Соломин.

Василий Ливанов, актёр:

Для меня работать с Виталием было огромным везением и счастьем. Мы познакомились с ним на первой пробе. Я никогда его не видел в театре, смотрел только по телевидению спектакль «Не всё коту Масленица», где он меня поразил, особенно фантастической пластикой. Он двигался божественно. Это особый дар. Наверное, он мог быть великолепным балетным танцором. Он очень щедро был Господом одарён для своей профессии… И он это не эксплуатировал, а совершенствовал. Что очень важно.


Оказалось, что мы очень во многом совпадаем. Главное, мы полностью совпадаем в представлении об искусстве. В наших пристрастиях: симпатиях, антипатиях. Это было замечательно. Это было основой, особенно для Виталия, который был очень придирчив, избирателен…

А потом у нас начались уже близкие отношения, разговоры. Чтобы играть дружбу, надо чувствовать друг к другу симпатию. Эта симпатия потом переросла в настоящую дружбу. Мы стали бережно относиться друг к другу, мы понимали друг друга. Наши семьи сдружились: наши жёны и дети были как бы вовлечены в эту атмосферу…

Для меня такое высокое мерило наших отношений то, что мы с ним семь лет катались из Москвы в Питер и обратно. Семь лет снимали «Холмса». И я обратил внимание, что мы замечательно вместе молчим. Нам не нужно было всё время трепаться, абсолютно не нужно. В этом молчании было дружеское единение. Поддержка. Оно доставляло успокоение.

У нас в картине было сотворчество. Масленников даже придумал замечательную фразу: «Вы угадали тайный замысел режиссёра». И сам хохотал.

Трагическую смерть Соломина в 2002 году Ливанов переживал очень тяжело. Когда Василию Борисовичу вручали диплом общества почитателей великого сыщика как лучшему Шерлоку Холмсу всех времен и народов, вспомнили и о замечательном русском актёре, воплотившем образ Ватсона. Ливанов убежден: если бы Виталий Соломин был жив, он тоже получил бы такой диплом. Как лучший доктор Ватсон.

Виталию Соломину настолько ярко удалось показать характер безликого доселе Уотсона, что сейчас даже английские киноведы и литературоведы называют коллегу Холмса на русский манер - Ватсон.

Игорь Масленников, режиссёр:

Виталий Соломин многое привнёс в картину. Сначала он «переваривал» то, что я ему предлагал, удалялся, бродил, думал, а потом что-то подправлял по-своему и всегда делал лучше. Причем непременно учитывал и интересы Ливанова-Холмса, воспринимая обе роли как единое целое. Они очень подружились, несмотря на то что, как мне казалось, Ливанов эгоистичен и весь в себе, да и Виталий закрыт. И если меня спрашивают, почему сериал имеет успех, я всегда отвечаю: потому что «спелся» дуэт Ливанова и Соломина. Они получали удовольствие от работы друг с другом, а раз так, то и зрители получали удовольствие от их игры. В эпизод, когда Ватсона, переодевшегося в костюм кюре, узнали из-за рыжих усов, Соломин добавил мелочь: спешно прикрыл усы подвернувшейся под руку книгой и бочком удалился. От Соломина пошла фраза: «Ну, знаете, Холмс!». Жесты и реплики рождались и прямо на съёмочной площадке, и в вагоне поезда «Москва – Ленинград». Там же проходили и репетиции многих сцен.

Мало кто знает, что роль Холмса у Василия Ливанова чуть было не перехватил другой актёр, сыгравший впоследствии старшего брата Шерлока – Майкрофта.

Борис Клюев, актёр:


Уже прошло много времени, можно раскрыть некоторые секреты. После полутора месяцев съёмок мой друг Василий Борисович Ливанов загулял. В гостинице «Европейская» в Ленинграде Васенька загулял, и найти его после этого не могут. И тогда Виталий Соломин, тоже мой приятель и коллега по театру, говорит режиссёру Игорю Масленникову: «У нас есть Клюев, кепочку на него надеть, грима никакого не понадобится. Нос с горбинкой, лицо узкое, ямочка…» Васю решили снять с роли и пригласили на пробы на роль Шерлока Холмса меня. Покойный Юра Векслер – блестящий оператор «Ленфильма» – постарался, так здорово меня снял, что пробы оказались блестящими. Тут же по Питеру пронёсся слух, что приехал Клюев и сделал блестящие пробы на Холмса… И вот вам сила искусства – Василий Борисович бросил пить без всякого врачебного вмешательства, пришёл на площадку: «Нет, нет, не надо Клюева, я готов…» Но благодаря хорошим пробам меня в следующей серии взяли на роль старшего брата легендарного сыщика. И действительно, роль оказалась моя. Она была сложной. Там можно было поиграть со вторым планом и комедийными акцентами.

Ещё одна значительная роль – инспектора Лестрейда – досталась украинскому актёру Бориславу Брондукову.

Игорь Масленников, режиссёр:

Передо мной встала задача найти на роль Лестрейда комичного, забавного актёра, потому что именно таким был он в сценарии. Выяснилось, что все наши комики какие-то очень уж русские, и найти «англичанина» — это целая проблема. Типологически, вроде, ничего, но как только начинают играть, то сразу что-то неанглийское выходит. А Брондуков был и комичным персонажем, и, как мне казалось, интернациональным. Мы с ним встретились, но он сразу сказал: «Какой я англичанин? У меня же украинский акцент!» Я сказал, что мы сможем переозвучить. Уже тогда существовала этическая норма, что без разрешения самого исполнителя переозвучивать его каким-то другим голосом нельзя. Тогда Боря сказал: «Замечательно, если это будет Игорь Ефимов». Был у нас на «Ленфильме» такой актёр, который работал, в основном, в дубляжной группе. У Бори сработало внутреннее чутьё.


Мы все получали удовольствие от общения с ним. А Рина Зелёная была просто влюблена в него и каждый раз спрашивала: «Будет ли сегодня на съёмках присутствовать инспектор Лестрейд?» Брондуков был буквально «набит» анекдотами. Многие актёры — анекдотчики, это так принято. Но Боря был в этом смысле удивительным кладом. Как только он появлялся, все ждали чего-то смешного. Его шутки касались, в основном, украинской тематики — сала, горилки, всякого такого. Он был душой компании, человеком забавным, обаятельным и очень приветливым.

Он был замечательным актёром! Не просто исполнитель, а очень искренний, органичный актёр, очень хорошо наполняющий собой любую роль. Я провел с ним пару бесед, и он легко всё ухватил. А во время работы отличался полным пластическим доверием тому, что предстояло сделать. Рисунок роли был найден довольно быстро. А вот с костюмом пришлось повозиться. Но когда наконец нашли образ Лестрейда — всё ему мало, он из всего вылезает, всё у него затянуто «в дудочку» — то Боря сразу понял, что надо делать. Через этот облик, через эти гетры, через эту дурацкую кепку понял, куда двигаться надо.

Негры в те далёкие годы были большой редкостью, и на роль Тонги был приглашён Юрий Серов – наш постоянный монстрообразный типаж-массовочник.

Исполнитель роли зловещего профессора Мориарти был найден не сразу. Изначально в этой роли Масленников хотел снимать Иннокентия Смоктуновского, а Виктор Евграфов был приглашён в качестве каскадёра, дублёра Мориарти. Он только что снялся у Масленникова в фильме «Ярославна, королева Франции» в роли монаха, и режиссёр даже представить его не мог в роли редкого негодяя.

Виктор Евграфов, актёр:


Но я подошёл к этой роли серьёзно. Начал думать о судьбе героя. Почему он такой злодей, что в нём не так? И решил, что, возможно, от физической ущербности. Такой человек должен иметь комплексы. Поэтому придумал себе небольшой горбик, прямой немигающий взгляд. Гримёр Ленфильма, удивительная женщина Людмила Елисеева, мою идею поняла с полуслова и преобразила меня лучше некуда. Увидев меня, Игорь Фёдорович тут же утвердил меня не в качестве дублёра-каскадёра, а на роль самого Мориарти. Вот так от роли святого я перешёл к роли злодея.

Подыскивая актрису на роль Ирен Адлер, Масленников говорил: «На ней должен останавливаться взгляд». Нашёл никому не известную выпускницу театрального, Ларису Соловьёву, очень красивую. После фильма она куда-то пропала, и как сложилась её судьба сегодня, неизвестно. Говорят, она давно живёт в Израиле.

ШЕРЛОК ХОЛМС

И. Масленников, режиссёр:

Нынче мир стал настолько детективным, что наивные истории о Холмсе и Ватсоне мне даже начинают нравиться. Ведь в этой наивности есть какая-то чистота, нравственность по сравнению с тем, что происходит в современном детективном жанре. В самом Холмсе поразительно то, что он, будучи любителем, а не официальным сыщиком, приходит на помощь слабым, попавшим в трудное положение. Иной раз его деятельность противоречила букве закона.

Для Холмса буква закона – второстепенна, а на первом месте – дух справедливости. Эта особенность, по-моему, до сих пор является единственной. Все остальные детективные персонажи, в том числе Мегрэ и Пуаро, в первую очередь озабочены доказательством вины и способами поимки виновных, там все развивается по законам чистой юриспруденции. А Холмс иной раз ловил и отпускал, поскольку считал провинившегося не преступником, а жертвой обстоятельств.

Василий Ливанов, актёр:

В отличие от своих предшественников, героев Эдгара По или Габорио, Шерлок Холмс предстаёт перед читателем совершенно живым человеком. Мы не только ясно представляем себе, как он выглядит, но скоро постигаем и характер великого сыщика и, восхищаясь его выдающимися способностями и сильными качествами, тут же подмечаем и слабости. Эти слабости в натуре Холмса нас не отталкивают, а скорее умиляют, и мы склонны великодушно извинить их любимому герою.

Конан Дойл не просто показал через Шерлока Холмса безграничные возможности человеческого разума, не просто популяризовал новые методы расследования преступлений. Он обогатил население планеты Земля ещё одним человеком и сделал этот так талантливо, что читатели всего мира дружно желают забыть о литературном персонаже и благодарно верить, что Шерлок Холмс – такой же, как они, живой человек. Особое положение этого литературного героя в мире людей остроумно определил известный американский актёр и режиссёр Орсон Уэллс: «Шерлок Холмс – это человек, который никогда не жил, но который никогда не умрёт».

Едва мы произносим «Шерлок Холмс», с языка просится ещё одно имя, неотделимое от первого, – доктор Ватсон.

Сразу же оговорюсь: современные переводчики пишут «Уотсон». Такой побуквенный перевод этой фамилии мне представляется неверным. Во-первых, он всё равно не даёт более «английского» звучания имени доктора по сравнению с написанием «Ватсон»; во-вторых, он напоминает казусное написание другого английского имени «Уильям» в сочетании с фамилией «Шекспир». Но если уж «Уильям», то тогда «Шейкспиа». Меня категорически не устраивает писатель «Уильям Шейкспиа». Предпочитаю, чтобы мои дети, внуки и правнуки читали в русском переводе великого английского поэта и драматурга Вильяма Шекспира.

А как же быть с написанием фамилии «Холмс», возразят знатоки, ведь в первых русских переводах друг «Ватсона» носил фамилию «Гольмц»!

Пагубную привычку Холмса к кокаину, которой его наградил Конан Дойл, Масленников решил опустить. А Василий Ливанов убежден: знай Конан Дойл (врач по профессии), какой бедой обернется кокаин для человечества, он ни за что не стал бы наделять такой привычкой своего героя.

Однажды Ливанов выступал в клубе КГБ. К нему подошел генерал и попросил прямо сейчас распутать одно сложное дело. Ливанов ответил: «Если актёр сыграл Карла Маркса, это ещё не значит, что он пишет продолжение «Капитала». Отшутился, прекрасно понимая, что навсегда останется Холмсом.

Случилось то, что, по словам моего крёстного отца – великого Василия Качалова, – бывает очень редко: актёр родил человека.

МУЗЫКА

В легендарном сериале удачных творческих находок и попаданий было много. Еще один тандем – композитор Владимир Дашкевич и Игорь Масленников – чего стоит! До «Шерлока Холмса» они работали вместе на разных картинах, поэтому прекрасно знали и чувствовали, что нужно для того или иного фильма. Однако стиль был найден не сразу. Режиссёр как мог пытался объяснить композитору, какую «Британскую, имперскую» и в то же время ироничную музыку хотелось бы иметь в фильме, даже ночь провёл у радиоприёмника, записывая на кассетник сквозь рёв глушилок музыкальные заставки ВВС.

Владимир Дашкевич, композитор:

Есть элемент случайности, но скорее всего получилось так, как оно и должно было получиться. К предложению Масленникова я отнёсся даже не очень серьёзно, потому что мы только что сделали широкоформатную картину «Ярославна, королева Франции». Там было очень много музыки, довольно сложной, и вообще это была большая интересная работа. Там же участвовал и Ливанов. Но естественно никто из нас не думал, что будет дальше. Знаете, как обычно – кино сняли, все очень подружились, все хотят работать – а как работать, о чём снимать следующую картину, когда дадут снимать эту картину – никогда не знаешь. Обычно у меня встречи с друзьями-режиссёрами происходят в среднем раз в три года. С Масленниковым я сделал ещё до этого две картины: «Гонщики» с молодым Олегом Янковским и Евгением Леоновым, потом «Сентиментальный роман» по роману Веры Пановой. Ливанов был, конечно, известен по другим своим работам, но как Холмса его, конечно, никто не воспринимал.

Приехал я как-то на Ленфильм, а Игорь Фёдорович читает какой-то сценарий. Говорит: «Фрид и Дунский написали очень интересный сценарий «Шерлок Холмс и доктор Ватсон». И то ли пошутил, то ли всерьёз: «Вот возьмите трубку. У вас в лице есть что-то такое – вы бы могли сыграть Холмса». Я испугался, потому что я актёрами восхищаюсь именно потому, что они делают то, чего я никогда бы сделать не смог. Выйти, что-то сказать, кого-то изобразить, заплакать или засмеяться – мне кажется, я этого никогда не смогу сделать. Я Игорю Фёдоровичу сказал, что этот номер у него не пройдёт, пусть даже не думает.

Масленников об этом разговоре наверное позабыл, но потом через некоторое время он говорит: «Вот кажется есть актёр Виталий Соломин». Я говорю: «Да, очень хороший актёр, я с ним работал, я писал музыку к спектаклю «Свадьба Кречинского», который поставил Леонид Хейфец. Соломин там играл очень хорошо. Был виден класс, он острый, яркий актёр. Это было в Малом театре. Масленников спросил: «А как вы относитесь к Ливанову? Смог бы он сыграть Шерлока Холмса?» Для меня это было очень странно, потому что он играл роли русских интеллигентов, чеховского типа. Было ясно, что он замечательный артист. Я чувствовал, что у Масленникова происходит какая-то работа. Он сказал: «Ну хорошо. Вот возьмите, почитайте сценарий». Я взял сценарий и уехал в Москву.

Сценарий был замечательный. История дружбы двух совершенно разных людей была написана замечательно, она меня очень увлекла. Но до музыки было ещё очень далеко. Я думал – когда ещё фильм будут снимать, потом через какое-то время мне его покажут… И вдруг из Ленинграда в Москву звонит Игорь Фёдорович и говорит: «Вы знаете, я тут послушал заставку к культурной программе ВВС, и мне кажется, эта музыка похожа на то, что нужно в Шерлоке Холмсе». Это было в субботу утром, когда Игорь Фёдорович освобождался от своих режиссёрских дел, а заставка была в пятницу вечером. И конечно за неделю я забыл её послушать, а он в субботу снова позвонил. Я говорю: «Я забыл послушать». Он: «Ну вот обязательно послушайте». Прошла ещё неделя, я снова забыл, он снова позвонил. Я уже чувствую, что он начинает напрягаться. Я пообещал послушать в следующий раз. Но прошла и третья неделя, а я снова забыл послушать. А Масленников каждый раз говорит: «Это Британия, это империя, в ней и джентльменство, и ирония, и могущество, и оптимизм, и благородство…» И всё время он мне про это наговаривал. И короче, когда я снова забыл, а он снова позвонил, я от отчаяния просто взял телефон на длинном шнуре, пододвинул его к роялю и сыграл первое, что пришло в голову. И эта была заставка к Шерлоку Холмсу, о которой говорил Игорь Фёдорович. Он как мудрый человек сказал: «Владимир Сергеевич, только ни в коем случае не оставляйте так, вот сейчас возьмите карандаш и запишите, вы ж потом забудете». Ну у меня память хорошая [:-) – прим. авторов], но я всё же взял и записал, как режиссёр сказал – режиссёр главный человек в кино, его надо слушаться. Я был доволен, что мне уже наконец-то не надо слушать эту культурную заставку, так я и не знаю, чего там было.

И вот, через какое-то время Масленников сказал, что они смонтировали картину, она почти готова, и надо писать музыку. Я посмотрел материал, он мне очень понравился, это действительно было неожиданно и очень современно, это был всё-таки русский Шерлок Холмс, но он был интереснее и в каком-то смысле более английским, чем те английские вялые Холмсы и Ватсоны, которые и до сих пор иногда возникают и вызывают у меня ужасное раздражение своей анемичностью, бестолковостью и непластичностью. Когда я стал думать, на какой музыке надо остановиться, здесь сыграло большую роль то, что я с детства очень любил Конан Дойла, и в какое-то время он на меня произвёл очень сильное впечатление. Но важно было ещё другое. В этой музыке был присущий английскому менталитету оптимизм, и в ней было большое чувство уважения. Это действительно люди, которые уважают себя, умеют уважать других, не агрессивны, ведут себя всегда достойно. Вот это чувство достоинства я и хотел передать, потому что в нашей жизни, в российском менталитете это всё-таки дефицит. Мы мало думаем о том, чтобы всегда сохранять достоинство и уважение друг к другу. И в нас мало, к сожалению, настоящего подлинного оптимизма – это очень ценное качество для человека, тогда у него есть какой-то маяк, направляющая в жизни.

Среди наших специалистов музыка вызвала шок. До сих пор все стараются найти в этом какой-то подвох. Я помню, как приехал в Репино, в Дом творчества композиторов, и там было два музыковеда – один, по-моему, Михаил Бялик, и ещё кто-то. И они поспорили, причём один говорил, что это музыка позднего Пёрселла, английского композитора конца XVII века, а другой – что это музыка раннего Бриттена, композитора начала ХХ века. И вот они увидели, что я приехал, тут же заключили пари на бутылку коньяка, и налетели на меня со своим вопросом. И когда я им сказал, что никогда не занимаюсь этнографией, чужих мотивов не использую, а пишу то, что мне приходит в голову, они очень обиделись, и наверно до сих пор убеждены, что правды я не сказал, что где-то в каком-то томе, который они не нашли, а я раскопал, эта музыка была.

Неизвестно, почему у композиторов рождаются какие-то мелодии, которые потом нравятся людям. Это дело случая. Наверно, в большой степени в этом виноват Игорь Фёдорович, потому что если бы он не напряг меня вот так, я бы стал работать, думать, какую бы музыку написать, а так это получилось мгновенно. Я за секунду до этого не знал, что я буду играть. Это такое состояние, когда сам от себя не ожидаешь. Марк Захаров рассказывал мне, что Геннадий Гладков иногда его так удивлял – он точно так же написал «Уно уно моменто».

В кинематографе, да и вообще в русской музыке, очень много минорных тем, особенно сегодня. Минор льётся, народ пьёт горе стаканами. А мажорную тему написать очень тяжело, это в значительной степени показатель твоего уровня и класса. Хорошую мажорную музыку в кино, на мой взгляд, писали только Дунаевский и Гладков. В нашей жизни, видимо, неудач больше, чем удач, из-за этого такие мажорные темы, как из Холмса, действительно редкость.

Могло и не быть такого счастливого случая, что именно мне предложили написать музыку к Шерлоку Холмсу. Но наверно всё-таки где-то есть какая-то божественная истина, почему происходит то, что должно произойти. Наверно, есть какая-то справедливость в том, что это сделал именно я.

СЪЁМКИ

Титры к сериалу придумал сам Масленников. Его идею воплотил художник комбинированных съемок: в то время не было компьютерной графики и все делалось кустарным способом.

Виктор Оковитый, художник комбинированных съёмок:

«Я хочу, чтобы титры появлялись на бумаге после проглаживания утюгом», – говорил режиссёр. А я уже думал, как это сделать, где достать старинный английский утюг, как сделать так, чтобы надписи появлялись, чтобы это было в стилистике картины, и так далее. Другой кадр он хотел получить с помощью пульверизатора или одеколона, который разбрызгивал загадочную жидкость, проявляющую буквы. А я как раз в это время, в 1978 году, женился, и мне подарили французский одеколон в необычном красивом флаконе. Я его и приспособил для этого варианта появления букв.

Большой удачей для картины, по мнению режиссера, стал и художник Марк Каплан. Специально для фильма он изучал иллюстрации Сиднея Паже, который работал над книгами Конан Дойла при его жизни.

Игорь Масленников, режиссёр:

Я пригласил оформлять картину молодого художника, склонного к западной манере (сейчас он живёт в Голландии), Марка Каплана, с которым мы работали на «Сентиментальном романе». Мы с Марком засели (а ведь я тоже в прошлом был сценографом) за сочинение нашего понимания викторианской Англии. И сделали великое открытие: материальная жизнь России последней трети девятнадцатого века ничем не отличалась от жизни остальных европейцев, англичан в том числе. Конечно, планировка дома в Англии делается до сих пор на двух уровнях. А вот вещи, реквизит, мебель, посуда, ширмы, ковры, газовые светильники, обои, оконные рамы, двери – всё в те времена было едино.

Вещи были подлинные. Цех реквизита на «Ленфильме» не был ещё разворован… А столовое серебро, фарфор и хрусталь приносили из дома.

Мы с оператором Юрием Векслером и Марком Капланом нашли очень правильное пластическое решение для картины – «принцип дагерротипа». Он заключался в том, чтобы не использовать подвижную камеру, панорамирование, наезды, отъезды. Снимать как со штатива: если это общий план – значит, это общий план, потом, если надо – смена на крупный план, и так далее. В этом присутствует некоторая архаика. И постепенно это превратилось в стиль, даже несмотря на то, что Векслер работал со мной не на всех картинах о Холмсе. Но методика была найдена, и мы использовали её в дальнейшем. Это своего рода школа, стилизация, которая, к тому же, мне очень близка – ведь я сам был художником, занимался сценографией.

Василий Ливанов, актёр:

В картине работали знаменитые Ленфильмовские художники, семья Капланов. Начал молодой Марк Каплан, а дальше продолжали его родители – Белла и Исаак. Они создали вот эту замечательно точную атмосферу английского дома викторианской эпохи, квартиры Шерлока Холмса. А поскольку мы там снимались по много часов, мы так вжились, что когда мы приезжали в ленинградские павильоны, нам казалось, что мы возвращаемся к себе домой. Это ощущение во многом определило и нашу актёрскую работу.

И конечно, атмосферу на площадке всегда создаёт прежде всего оператор. И в этом смысле, та тональность, которую задал оператор Юрий Векслер, сохранилась до конца сериала. Юра заболел в середине работы, и какое-то время работали два других оператора, но и они снимали уже в Юриной традиции и задаче, так что атмосфера фильма сохранялась.

Знаменитый профиль Холмса с трубкой придумал тоже Векслер. Он прекрасно рисовал и придумал вот этот план, символ этого образа.

Виталий Соломин, актёр:

Немаловажно было присутствие оператора. Первые серии снимал Юрий Векслер, замечательнейший оператор «Ленфильма», его соображения и замечания все актёры – по крайней мере я – беспрекословно выполняли. Если он говорил «чуть-чуть правее», то надо было «чуть-чуть правее» сделать, иначе свет уходит и получается другое состояние…

Юрий Векслер – это выдающийся оператор, очень талантливый человек, родившийся на «Ленфильме», он ничего не заканчивал, самоучка, но всё знал. Когда актёры приходили на съёмочную площадку, уже весь свет был поставлен. Мы спрашивали: «Как это ты умудряешься так делать?» – «Это система, она создаётся на весь фильм». Иногда ведь приходишь и восемь часов ждёшь, пока оператор елозит по всей площадке, то здесь свет уберут, то там прибавят, и пока не уморят всех актёров – как будто они самые главные – до тех пор не снимают. У него было с самого начала всё поставлено, за ним задержки не было. Конечно, там незаметно что-то ещё происходило – у него была группа замечательная, операторы, световики, все его понимали, быстро делали – но когда мы в комнате репетировали перед съёмкой, он сидел на репетиции, и там что-то соображал своё, что-то подсказывал. Он очень малоговорящий был, но уж если что-то говорил, значит очень правильное и тотчас нужно прислушаться. Изумительный человек…

Рина Зелёная, актриса,
так вспоминает о съёмках в своей книге «Разрозненные страницы»:

Меня привлекла идея сделать фильм о Шерлоке Холмсе. Просто удивила мысль, что после всех Сименонов, «знатоков» и современных детективов можно вернуться к Конан Дойлу. Неужели авторы угадали? Неужели зритель захочет увидеть наивность детективов, без садизма, секса и гангстеров?

Мы снимаемся в доме, построенном внутри павильона. Здесь улица, мостовая (отлитые из резины выпуклые булыжники, по которым едут лошади и фиакры). Я живу в доме 221б на Бейкер стрит. Внутри интерьеры начала века – столовая, спальня, деревянные лестницы с балюстрадами. Здесь комнаты мистера Холмса и мистера Ватсона, буфетная. Уют английского быта прошлого века.

Моя роль – это отдельные реплики по всей картине. Мое присутствие тут так же необходимо, как часы в столовой или фигурные подсвечники. И я сама ощущаю себя не персонажем, а предметом, неотъемлемой частью этой обстановки.

Сегодня это время изображает кино всего мира. Италия, Япония, Франция – все схватились за эту моду. И мы не отстаем.

Камин пылает, Холмс (В. Ливанов) сидит в вольтеровском кресле. В углу на полу стоят большие старинные часы, на стенах старые гравюры с видами Лондона, в витринках под стеклом – коллекции бабочек.

Я – квартирная хозяйка и экономка Шерлока Холмса. Меня затягивают в корсет в восемь часов утра, так что дышать уже почти нельзя. Но это ерунда, все можно, и будешь дышать всю смену как миленькая. На мне длинное платье по моде того времени, широкий кожаный пояс с кошелёчком на нем и связкой ключей. Парикмахер Люся сделала мне очаровательную прическу. Волосы когда-то блондинки, а теперь седой дамы, легкие и пушистые, уложены просто и замысловато.

Съемка еще не началась. Устанавливают свет. Я разгуливаю по своим комнатам, стою на маленьком балкончике, у лесенки, десять ступенек которой ведут в столовую. Невольно любуюсь интерьером своей столовой. Большой овальный стол покрыт узорчатой тканой скатертью. Стулья старые (Чиппендейл, что ли?). Перед камином удивительный экран. Это невысокая трехстворчатая ширма красного дерева, в которую вставлены толстые бемские стеклышки с фасетками, в медной оправе. Почему-то стекло хорошо защищает от огня, и в то же время видишь пламя камина. Народу в столовой сейчас много, каждый занят своим делом: рабочий вешает барометр, костюмер застегивает высокую, под горло, жилетку мистеру Ватсону (В. Соломин); гример причёсывает мистера Холмса, который, не обращая на это внимания, повторяет роль. Ставят мебель. Негромкий говор, вопросы по делу, замечания, просьбы. А над всем этим громкие голоса – указания осветителям. Слышу их только я и запоминаю:
– Игорь, поверни. Дай задний фон.
– 12-3 включи!
– Выключи корыто!
– Нина, второй шевели, дай 1-12.
– Так нельзя! Полосы пойдут по комнате.
Я слушаю, как будто голоса из космоса: людей не видно, они где-то в темноте, около своей аппаратуры.
– Ребята, уголёчки проверьте наверху!
– Игорь, у тебя не синий? Включи всё!
– Надо поманипулировать!
– Убери с барометра. Подними выше.
– Опять бликует!
– Вот этот недостаёт.
– Шторки давай! Перекоси!
– Олег, гони уже!
Когда от осветительных приборов в комнате становится нечем дышать, я выхожу в маленькую прихожую, где вижу распахнутое окно на улицу и кресло перед ним. И я поддаюсь иллюзии, опускаюсь в кресло у раскрытого окна, чтобы подышать «свежим» воздухом, и тут же вижу установленный за окном огнедышащий «Марс» (осветительный прибор): окно открыто в павильон, а прибор с особым фильтром заливает комнату закатным солнечным светом.
– Рине Васильевне приготовиться!
Я вхожу в столовую:

– Ужасное преступление на Брикстон Роуд, сэр! – говорю я и кладу на стол свежие газеты, даже «Times» того времени (бывало и так в истории киносъёмок, что ОТК на просмотре в руках чиновника чеховского времени мог рассмотреть «Комсомольскую правду»)».
Всю натуру для фильма нашли в Советском Союзе: в Латвии, Эстонии и Ленинграде. Павильоны на «Ленфильме» служили квартирой сыщика.

Виталий Соломин, актёр:

К сожалению, в Англии мы не были, чтобы там снять, тогда нам не дали такой возможности. Весь фильм снимался в Советском Союзе. Снимали и в Риге, затем в Ленинграде – там много особняков, настоящих, есть английские, просто вывезенные из Англии ещё императорской фамилией. Ленинград хранит много европейских зданий, интерьеров, он вообще сделан в европейском плане, так что можно всё снимать. Может быть, лучше было бы и в Лондоне снять, но я потом съездил в Лондон, посмотрел – я думаю, что у нас более английское всё, чем у них там.

Мебель, картины, посуду находили в музеях, покупали у населения. Англичане, увидев фильм, были удивлены: детали, вплоть до сервировки стола – все достоверно. Трубку Ливанов курит по-настоящему, а вот на скрипке – лишь имитирует движения профессионального музыканта, который показал, как это надо делать.

Кстати, трубок в фильме было три. Совершенно одинаковые, они отличались только клеймами. Первую делал знаменитый мастер Фёдоров, по прозвищу "Дед", который ещё для Сталина и Сименона трубки делал. Он сделал первую трубку и почти сразу после этого погиб под колесами троллейбуса. Между съёмками первого и второго фильмов эту трубку украли. Вторую трубку делали ученики Фёдорова. После съёмок какой-то из серий вторая трубка перекочевала в музей Ленфильма. Третью уже неизвестно кто делал, и неизвестно уже, почему нельзя было воспользоваться второй. Но именно эта третья трубка уцелела и хранится у Ливанова. Курил он в ней табак "Золотое руно" (хотя, по другой его же версии - "Амфору"). Трубка была такая большая, что её трудно было держать в зубах – в неё влезала треть пачки.

Василий Ливанов, актёр:

Сам-то я трубку обычно не курю, предпочитаю сигареты. Но когда играл Холмса, пришлось, конечно. Это была отличная трубка, сделанная по специальному заказу для фильма мастером Алексеем Борисовичем Фёдоровым. Табачок, помнится, я забивал "Амфору". Хороший был табачок.

Игорь Масленников, режиссёр:

Пиротехник Александр Яковлев изобрёл камин из гипсовых поленьев. Мы с изумлением обнаружили, что можно устроить в павильоне камин, который будет совершенно как настоящий. Из огнеупорного кирпича выкладывалось основание камина, далее пиротехники сооружали металлический колпак с трубой, в основании укладывалась трубка-горелка змеевидной формы, подключенная к газовому баллону. Эту горелку декорировали раскрашенными гипсовыми поленьями. Размер пламени регулировался вентилем.

Единственными действительно английскими в фильме были панорамные съемки Темзы, которые по заказу Масленникова сделал корреспондент Центрального телевидения в Англии.

Виктор Оковитый, художник комбинированных съёмок:

В «Сокровищах Агры» нужно было снять проезд по Темзе. В Лондон нас, естественно, никто не пускал. Был такой корреспондент Борис Калягин (И. Масленников утверждает, что это был Виталий Ильяшенко, – прим. авт.), от одного из телеканалов он отправился в командировку в Лондон. И мы попросили его снять Темзу. В фильме Темзу в основном изображала Нева. Мост Петра Великого, он же Большеохтинский, отдаленно, в пятом-десятом приближении напоминает Тауэр-бридж на Темзе, и поэтому оператор Юра Векслер достаточно умело снял опоры моста, и с большой натяжкой можно было всё это принять за Тауэр-бридж. Но, кроме того, Калягин снял на 16 мм проезды по Темзе – просто катаясь на прогулочном пароходике. Эти кадры хорошо вошли в ткань картины. Сейчас-то проблем нет – все берут камеру и едут куда угодно, хоть в Африку. А тогда снять натуру за границей было невозможно, и комбинированные съемки спасали.

В фильме «Двадцатый век начинается» есть дом, из которого паровоз выезжает – этого ничего в природе не было. Мы с режиссёром Игорем Масленниковым придумали эскиз, как это всё должно выглядеть. По сценарию, из туннеля выезжает поезд, а на него бросают труп. Это был полностью смоделированный кадр.

В Сосновой поляне сейчас находится участок игрового транспорта – это исторические автомобили и репликары. Репликар – точная копия автомобиля, но трансформер. Первый репликар сделали как раз для картины «Двадцатый век начинается». Очень интересная получилась машина. Кузов можно снимать, ставить другой, делать открытую, закрытую машину.

Квартира на Бейкер-стрит оказалась самой «долгоиграющей» в жизни «Ленфильма»: она строилась четыре раза, поскольку фильмы снимались с перерывами. Для сцены пожара в квартире сыщика в серии «Смертельная схватка» во избежание возгорания студии пиротехники придумали специальные шары, которые по сценарию злоумышленники якобы закидывали с улицы. Были установлены три камеры, чтобы снимать сцену с разных сторон. Через минуту после того, как шары попали в комнату, павильон воспламенился. Поэтому сцена была снята с одного дубля, а Виталию Соломину пришлось пожертвовать ради искусства частью своих волос. Когда пожарные потушили огонь, павильон представлял собой жалкое зрелище, снимать там уже не представлялось возможным.

Долгое время считалось, что боевое искусство баритсу, о котором писал Конан Дойл, на самом деле не существует, и это одна из его литературных выдумок. Это не совсем так. У этой борьбы был реальный прототип – бартитсу, боевое искусство, популярное в Англии в конце XIX века. Однако, во времена съёмки Фильма в СССР о бартитсу никто не знал, поэтому постановщику трюков Николаю Ващилину пришлось с нуля придумать и воплотить все нюансы смертельной схватки между Холмсом и профессором Мориарти. Осмотр предполагаемого места действия у Гегского водопада случился задолго до начала съёмок, затем последовало несколько месяцев поисков и упорных тренировок с актёрами. Подробнее о подготовке и съёмке знаменитой схватки читайте в эссе Николая Ващилина "Как я учил Холмса приёмам борьбы Баритсу". Первоначально на роль Мориарти планировался сам Иннокентий Смуктуновский, но досталась она каскадёру Виктору Евграфову. Побывать в роли каскадера пришлось и Василию Ливанову. Когда поединок Холмса с Мориарти был отснят, Василий Борисович с удовольствием отметил, что заработал гораздо меньше синяков и ссадин, чем мог, не имей он каскадерской закалки (актёр считается мастером по исполнению конных трюков).

Василий Ливанов, актёр:

Было очень тяжело, потому что вся эта драка, кувыркание, катание происходила на камнях – не окатанных булыжниках, а острых горных камешках. Поэтому на нас это отразилось синяками на спине. Но, в общем, травм у нас никаких не было, это самое главное. Грамотно была поставлена сцена.

Сцена схватки профессора Мориарти и Шерлока Холмса на фоне бурлящего водопада стоила съемочной группе больших нервов, поскольку на европейской части Советского Союза, включая Кавказ, приличных водопадов нет. В итоге в Абхазии, в Черкесской долине, создателям фильма удалось разыскать небольшой водопад, который снимали с разных сторон и при монтажной склейке соединили в единое целое. Водопад, который на экране кажется чуть ли не Ниагарским, на самом деле был не больше шести метров в высоту.

Анатолий Лапшов, оператор-постановщик (2 фильм):

Водопад, который мы выбрали, так называемый Черкесский водопад над Пицундой, когда мы приехали, оказался маленькой струечкой. Какой же это Рейхенбахский водопад?

Игорь Масленников, режиссер:

Мы нашли жалобный водопад, который потом склеивали из двух половинок. То есть мы снимали вниз как бы середину водопада, а потом снимали снизу вверх тоже как бы середину. А потом монтажом это все превращалось в Рейхенбахский водопад.

Анатолий Лапшов, оператор-постановщик (2 фильм):

Но нам повезло – в какой-то день в горах выпал очень сильный дождь. Мы все ринулись туда и увидели настоящее чудище. Все страшные сцены с водопадом, были сняты за один день, потому что он, действительно, был как Ниагара. А потом опять струечка. И дальше сцены снимали, используя маленькую струйку. Но следующим кадром был наполненный водопад, и всё сходило нам с рук.

В Пицунде съёмочная группа жила в Доме творчества писателей. Местные жители могли напроситься в массовку, стать, к примеру, барышней, прогуливающейся по холмам с зонтиком от солнца; артисты ждали шаланды с реквизитом, а пока пили кофе в баре, пахнущем щекочущим запахом придорожных пальм. Василий Ливанов сюда на съёмки приехал с тёщей, и таксист-грузин просил: «Васико, можно я ребятам расскажу? На море – с тёщей! С тёщей – на море! Они не поверят, генацвале!»

«Когда б вы знали, из какого сора...» – эта цитата вполне могла бы относиться и к работе художников, которые проявляли немалую изобретательность ради привнесения в кадр различных изобразительных нюансов.

Виктор Оковитый, художник комбинированных съёмок:

Сейчас на одном сайте (угадайте с трёх раз, на каком, – прим. авт.) любители сериала о Шерлоке Холмсе обсуждают ляпы. Говорят, что и Лондон-то не Лондон, и надписи на санскрите в «Сокровищах Агры» – ерунда. Когда мы это снимали, я взял учебник и просто переписал что-то оттуда – я же не знал, что спустя 30 лет появится новое поколение людей, которое начнёт все старательно расшифровывать. Я использовал для ларца обычный металлический бухгалтерский ящик, где хранятся деньги, с ручкой сверху. Взял пачку дефицитного к тому времени индийского чая – это было самое доступное изображение. Срисовал с этого чая всех будд, шив и кого надо, и с помощью бутафоров нашего декорационного цеха мы всё отфактурили под индийский ларец, и я сделал надписи.

Ещё один ляп обнаружили – мне очень понравилось – с фотографией. Герой держал в руках фотографию, зритель видел её оборотную сторону с «фирменным знаком» фотографа. Когда снимался «Холмс», сигареты «Мальборо» были достаточно дефицитными, упаковку мало кто видел, и я вырезал для оборота фотографии красивую эмблему с пачки сигарет. В кадре она занимает всего-то сотую часть – так нет, выяснили, увеличили и пригвоздили к позорному столбу, что это с пачек сигарет «Мальборо». А тогда-то этого вообще никто не знал, кроме определённого круга людей, которые по блату доставали эти сигареты блоками. Так что ляпов находили много, но они оправданные: это кино. Что же делать? Всегда идёшь на какие-то допустимые вольности.

Откровением для съемочной группы стал просмотр озвученного материала. Некоторых актёров в фильме пришлось дублировать. В частности, Виктора Евграфова. Для Мориарти требовался вкрадчивый «опасный» голос, и для этого был приглашен Олег Даль. Голоса Борислава Брондукова (инспектор Лейстред) зрителю также не довелось услышать. Будучи выходцем из Украины, он обладал малоросским говором, поэтому его персонажа озвучивал актёр «Ленфильма» Игорь Ефимов. И сделал это так искусно, что даже Брондуков недоумевал: «Ведь это мой голос!»

Светлана Крючкова, актриса:

Однажды во время съёмок был такой казус. Забыли вызвать одну актрису из массовки, как это бывает. Масленников говорит: «Светочка, а вы можете пройти по заднему плану с Ливановым?» А я говорю: «А почему нет?» – «Вашего лица не будет видно». Не помню сейчас, в какой серии, когда он идёт, обнявши женщину («Король шантажа» – прим. авторов). Я говорю: «Эскот, оставьте, Эскот». А он говорит: «В лоб и без выходного пособия».

Не обошлось и без досадных случайностей. Вот, например, какая история произошла на съёмках эпизода со сгоревшим домом фальшивомонетчиков («ХХ век начинается»).

Виктор Оковитый, художник комбинированных съёмок:

Накануне съёмок мы выезжали на выбор натуры к сгоревшим останкам возле переезда, и в это время прошёл красивый красный состав в сторону Финляндии. Сразу пришла идея совместить съёмку с проходом этого, необычного для нас по цвету, поезда. Запомнили время его прохода. В день съёмки пиротехник должен был задымить фон, имитируя паровозный дым, и герои на фоне уходящего поезда должны были двинуться в сторону сгоревших развалин. Дождались поезда, он появился по расписанию. Когда головная часть состава скрылась из кадра, пиротехник задымил, герои пошли на фоне поезда, но на беду споткнулся и едва не упал Василий Ливанов. Дубль был безнадёжно испорчен. Другого такого состава в этот день не было, поэтому дождались какой-то товарняк советского пошиба и сняли уже с ним – пиротехник снова задымил, и актёры не споткнулись.

РОЛЬ ТЕЛЕЗРИТЕЛЕЙ

Когда Масленников запускался с первой серией «Шерлока Холмса», он думал, что это затея на год, на два. Это же не такая история как «17 мгновений весны» или «Место встречи изменить нельзя», где экранизируется целый роман. Выяснилось, что зритель требует нового и нового Шерлока Холмса. И режиссер, у которого были свои творческие планы, и художники, и артисты вынуждены были просто под давлением зрителей выпускать новых и новых «Шерлоков Холмсов».

И. Масленников, режиссёр:

Не то чтобы мы этого очень хотели, а скорее заказчик – Центральное телевидение – и зрители все время требовали продолжения. После показа первого фильма начался такой обвал писем, что деваться уже было некуда. Дунский и Фрид не могли больше заниматься этим материалом – у них была другая работа, поэтому я продолжил снимать с другим сценаристом – Владимиром Валуцким, придумавшего к тому времени картины «Начальник Чукотки» и «Семь невест ефрейтора Збруева». Мы сделали второй, трёхсерийный фильм о жестоком поединке Холмса с коварным профессором Мориарти. Кстати, это мой любимый фильм, мне кажется, там всё получилось как надо.

Владимир Валуцкий, сценарист (2 фильм):

Экранизация, дух которой был уже задан двумя первыми сериями Фрида и Дунского и игрой этих актёров, легла мне на душу. Мы дальше слегка усилили чуть пародийную - в хорошем смысле - ноту.

Игорь Масленников, режиссер:

Я ведь вообще никогда не собирался делать эту историю такой затяжной. Это было просто требование зрителей. Каждый раз мы начинали, делали какое-то другое кино, потом опять этот Холмс. Короче говоря, это длилось 8 лет.

Конан Дойл в конце концов возненавидел своего Шерлока Холмса. Он считал, что рассказы о проклятом сыщике отвлекают его от настоящего дела – серьёзных исторических романов. Но сам король Эдуард просил воскресить уже убитого писателем Холмса. Вот и Масленников без всякой охоты взялся за последний фильм Приключений Шерлока Холмса и доктора Ватсона «Двадцатый век начинается».

И. Масленников, режиссёр:

Надо сказать, что вся моя работа над «Холмсом» была очень похожа на работу самого Конан Дойла над своими рассказами. Как известно, он не собирался так много писать о Холмсе. Но первые рассказы стали настолько популярными, что народ требовал ещё. Когда я думал, что на этом мы уже и закончили, бросался в сторону снимать что-нибудь другое, то мне напоминали, что надо ещё что-то снять о Шерлоке Холмсе. Я считаю, что уже пятый фильм – «Двадцатый век начинается» – можно было бы и не делать. Начались повторы, в общем, мы выдохлись. Мы повторяли судьбу Конан Дойла, связанную в том числе и со смертью героя. Мы получили огромное количество писем-протестов с требованиями оживить умершего. Пришлось продолжать…

Меня иногда спрашивают: «Если был бы жив Виталий Соломин и вам предложили бы снимать продолжение «Шерлока Холмса и доктора Ватсона», вы бы согласились?» Это нереально. Ведь мы все, и актёры в том числе, прошли все этапы взросления наших героев. Мы и за восемь-то лет сильно изменились. Погрузнели, что ли… Вы ведь видите, какими молоденькими были и Василий Ливанов, и Виталий Соломин в первых сериях. Да и Рина Зеленая умерла… Но дело не только в этом, а прежде всего в том, чтобы вовремя остановиться и уходя – уходить. Нельзя два раза вступить в одну реку.

О СЪЁМКАХ «СОБАКИ БАСКЕРВИЛЕЙ»

Но больше всего курьезов, по словам Игоря Масленникова, было на съемках одной из самых популярных картин сериала – «Собака Баскервилей». К тому моменту, когда Масленников собрался снимать «Собаку», две предыдущие картины имели такой успех, что ему ничего не стоило собрать классный состав актёров. К Ливанову и Соломину добавились новые звезды – Никита Михалков, Олег Янковский, Евгений Стеблов, Ирина Купченко, Алла Демидова, Сергей Мартинсон. Актёрская сборная Москвы с удовольствием играла в Ленинграде.

Игорь Масленников, режиссёр:

В том, что мы взялись за «Собаку», виноват зритель, который не давал нам покоя: «Если уж взялись за Шерлока Холмса, то как вы можете пройти мимо такого шедевра, как «Собака Баскервилей»?» Происходило всё это в эпоху, когда зрители ещё писали письма. На ЦТ стояли целые мешки писем с требованием продолжения. Но надо признаться, на этот раз меня не пришлось уговаривать долго. Вступили в дело «мистические» числа. До этого мы сняли два фильма — по две и три серии. Потом рассудили так: хорошо бы закончить цикл двухсерийной «Собакой», красивыми цифрами – три фильма, семь серий. Но, как вы знаете, это был еще не конец...

Василий Ливанов, актёр:

Известна такая неписаная традиция, что московские актёры снимаются на Ленфильме, а ленинградские – на Мосфильме. Это действительно так. Не знаю, почему так происходит. Поэтому Красная стрела всегда заполнена актёрами обоих городов. В этом поезде, в буфете поездном всегда происходят встречи давних знакомых, давних друзей, которые не виделись по 5 и 10 лет. Все эти встречи всегда отмечались очень бурно. Замечательный актёр Ефим Копелян называл эти поездки на Красной стреле между двумя городами «утром стрелецкой казни». Поэтому опытные актёры всегда старались выезжать на Мосфильм или на Ленфильм за день до съемок, чтобы иметь целый день для того, чтобы привести себя в порядок после веселья в Стреле.

Олег Янковский, актёр:

Я помню наш проезд из Петербурга в Москву, где все собрались в одной Стреле, а с другой Стрелы, которая в 23:59, перебежал Соловьёв и кто-то ещё. Ехали Михалков, Соломин, Купченко, Адабашьян, Соловьев, кто-то ещё, сейчас не помню. Конечно, можете себе представить, что была за ночь, когда в Бологом Адабашьян всех разбудил, предлагал напитки.

Игорь Масленников, режиссёр:

У Виталия Соломина уже тогда частенько скакало давление. Но он не унывал. В Малом драматическом театре в Москве, где он работал, в то время готовился спектакль к очередному партийному съезду. Репетиции проходили ежедневно и при железной явке. А у нас съёмки тоже каждый день... Неделю Соломин провел в поезде, катаясь из Москвы в Ленинград и обратно. И ни разу за эту неделю не спал – ни дома, ни в гостинице! Подбадривал себя: каждое утро становился перед зеркалом и говорил: «Просыпайся, талантище!»

«Собака Баскервилей» снята в новом для советского кино жанре иронического хоррора. В английских экранизациях и у самого Конан Дойла – в Баскервиль-холле не до смеха. На «Ленфильме» получилось в точности наоборот.

Светлана Крючкова, актриса:

Я прочитала роль, которую мне Масленников предложил, и поняла, что останусь без ребенка. Потому что эта героиня всё время рыдает. И текст у нее такой страшный – про каторжника, про брата. Я думаю, надо как-то сохранить ребенка. Муж с инфарктом в реанимации (Юрий Векслер – прим. авторов), надо и того беречь, и этого. И я пошла парадоксальным путем. Я стала, говоря этот текст, улыбаться, смеяться. И получилось решение образа, решение роли. «Значит, убийца Селден – ваш брат?» Я говорю: «Да, сэр!» – и улыбаюсь. И начинаю рассказывать всю эту историю, часть которой придумал Саша Адабашьян: «Это был настоящий ангел, он просто попал в дурную компанию…» – это было всё дописано и сымпровизировано нами. А также та история про мальчика Генри, который очень любит овсянку…

Виталий Мефодиевич очень ревностно относился, что кого-то снимают крупным планом, а не его, как ни странно, хотя у него огромная роль и замечательный артист, и чего тут бояться, а у меня роль маленькая. И, например, вот эта сцена в башне, помните, когда Бэрримор подает знак моему брату, и я врываюсь, чтобы его защитить. И шандал со свечами был в руках у Соломина, и он меня все время поворачивал спиной к оператору. И Михалков подошел и так мне на ушко говорит: «Ты знаешь, ты не делай на репетиции, а сейчас будет съёмка, ты войди и возьми у него из рук вот этот шандал». Я так и сделала, только во время съёмки. Соломин растерялся, он спросил: «Значит, убийца Селден – ваш брат?» И я повернулась на Соломина, то есть спиной к оператору, потом развернулась на Михалкова, который хозяин, и сказала: «Да, сэр», – и таким образом оказалась на крупном плане в кадре. И на крупном плане сказала свой монолог. А Михалков потом очень смеялся и говорит: «Молодец, профессионал».

Игорь Масленников, режиссёр:

На роль Генри Баскервиля я хотел пригласить Колю Губенко. Долго уговаривал его, но он почему-то отказался.

Когда начались съёмки, у оператора Юрия Векслера случился инфаркт. Мне пришлось в срочном порядке искать ему замену. Павильонные съемки согласился провести Дмитрий Долинин, а Владимир Ильин затем снял всю натуру.

Никита Михалков в это время заканчивал картину «Родня», в котором снималась Светлана Крючкова, жена Векслера. Вот у них и родилась идея пригласить Михалкова на роль сэра Генри. Вообще-то я и Крючкову не собирался приглашать: она была беременна, вот-вот должна была родить. Короче, Векслер и Крючкова меня уговорили, и я позвал Михалкова. После этого мне пришло в голову сделать сэра Генри фермером. Так появился веселый, забавный, развязный персонаж в американском стиле.

Никита приехал ранним поездом и сразу же отправился на студию, хотя съемки должны были начаться только через 12 дней. Приехал не один, а со сценаристом, художником, актёром и режиссёром Александром Адабашьяном, с которым тогда дружил. И все эти 12 дней они болтались по «Ленфильму».

Адабашьяна мы, конечно, не ждали. Поначалу я не мог понять, зачем Михалков его привёз. Когда мы начали снимать, они стали что-то обсуждать между собой, шушукаться. И тут я догадался: Михалков не доверяет мне как режиссёру!

Помню, явившись первый раз на съемку, Никита со свойственным ему размахом стал жаждать крови. По натуре он всё-таки лидер и по призванию – режиссер. Раскомандовался: «Ты пойдёшь сюда, ты – туда!..» Что же мне было делать? Я не деспот и не диктатор, но на площадке должен быть один режиссёр, иначе ничего хорошего не выйдет. Пришлось цыкнуть на них. И они поняли, что я из себя что-то представляю. Михалков был счастлив. Потому что, кроме того, что он лидер и режиссёр, он еще и актёр, а актёру очень важно, чтобы у него был руководитель, чтобы его кто-то вёл и направлял, а он ни о чем не заботился – режиссёр всё придумает, всё подскажет. И вот Никита «поплыл» в этом счастье: «Так надо, скажи? Так надо стать? Туда поглядеть?» Так что лаской и из Михалкова можно сделать послушного ягнёнка.

Чтобы «нейтрализовать» эту гоп-компанию, необходимо было найти Адабашьяну занятие. И тут мне пришла в голову мысль: «Пускай играет Бэрримора!» На эту роль я ещё никого не утвердил. Так Адабашьян стал на площадке подчинённым мне человеком, и ему уже некогда было обсуждать с Михалковым, правильно ли я снимаю.

Что касается Михалкова – у Никиты такой невероятный темперамент, он всё вокруг рвёт и мечет. Группа докладывала мне, что за смену он «уговаривает» бутылку коньяка и ничего не ест. Для такого здорового организма это сущие пустяки. На съёмках загнал лошадь до такой степени, что та просто рухнула наземь. У неё был обморок: она лежала с закрытыми глазами, не шевелилась, не дышала... Я даже подумал: «Всё, погибла!» Но Никита стал возиться с ней, после чего она вдруг открыла глаза, постепенно пришла в себя – и пошло-поехало! Он её поднял! Вот такой феноменальный человек.

Меня многие упрекали, что я пригласил его на роль: мол, это не в стиле картины. Но мне кажется, что его органика – бешеное, темпераментное начало – очень хорошо вписалась в эту историю. Адабашьян же являлся для него своеобразным амортизатором, противовесом. Вот я и воспользовался их собственной интригой – шушуканьем за моей спиной – и втянул обоих в общую игру.

Свое участие в картине Адабашьян вспоминает с удовольствием. Особенно овсяную кашу, которую он с таким чувством раскладывал в этом фильме по тарелкам молодому Баскервилю и доктору Ватсону. По словам Александра Артёмовича, каша, которую специально для фильма варила ассистентка по реквизиту, была такой вкусной, что по окончании съемок в павильон приносили еще одну кастрюльку для всей съемочной группы. Бэрримора Адабашьян считает своей звёздной ролью. Знаменитая фраза: «Овсянка, сэр!» стала его визитной карточкой.

А Олег Янковский в роли Стэплтона оказался не только по причине отрицательного обаяния, но и как любимый актёр Масленникова – снимался у него до этого в нескольких фильмах.

На поиски натуры для съемок «Собаки Баскервилей» режиссёр Масленников отправился в Эстонию.

Аркадий Тигай, второй режиссер:

Баскервиль-холл мы нашли в Таллинне. Мы просто ехали мимо, где-то там на горушке какой-то домишко стоял. В голову не приходило. Масленников закричал: «Стоп, стоп. Вот он! Давайте, как туда проехать?» Проехали наверх – стоит английский дом настоящий. Вокруг лужайки. Это было идеальное какое-то попадание сходу, слёту.

Игорь Масленников, режиссёр:

В Эстонии мы нашли подходящие болота, и художник картины Белла Маневич привезла туда огромные камни из картона – Девоншир же славится своими валунами.

Самой сложной задачей оказалось найти главную героиню фильма – пресловутую собаку Баскервилей. В подборе на эту роль нельзя ошибаться – только появление настоящего монстра может объяснить страх и ужас обитателей Баскервиль-холла.

Олег Янковский, актёр:

Столько о ней говорят, слышат её вой - должно было какое-то чудовище появиться на экране. Хотели телёнка даже маленького снимать, не получилось.

Василий Ливанов, актёр:

Выбрали крупную дожиху, это была огромная, самая большая дожиха в Ленинграде. Но невероятно добрая и влюблённая в своего хозяина. Да ещё сладкоежка – сожрала торт Соломина вместе с коробкой.

Виктор Оковитый, художник комбинированных съёмок:

Ливанов неправ, когда говорит, что в роли собаки снималась девочка – если посмотреть этот эпизод, там достаточно чётко видно, что это не совсем так, скорее совсем не так.

Игорь Масленников, режиссёр:

Ай, да не помню я, что это была за собака – столько лет прошло, а мы много собак пробовали. Могу только сказать, что Нора Милвертона и собака Стэплтона – это две разные собаки.

Олег Янковский, актёр:

Я знал, какая это собака в жизни. У нас с ней были нормальные отношения, потом уже начали над ней издеваться в нормальном смысле слова, то есть её как актёра под образ подгоняли. Жалко было на неё смотреть, но она мужественно всё выдержала.

Василий Ливанов, актёр:

Масленников говорит: «Нет, это невозможно. Её нужно как-то разозлить. Как её разозлить? Давайте сделаем из проволоки оловянной такую пульку, рогатку и в собаку выстрелим, чтоб она немножко заволновалась, забеспокоилась».

Александр Яковлев, пиротехник:

Взял пневматическую винтовку, зарядил ее не пулькой, а жевательной резинкой. Взял, попробовал, стрельнул в дверь. Дверь пробивает.

Василий Ливанов, актёр:

И тут ассистентка по актёрам Наташа Яшпан, петербургская интеллигентная женщина, стала кричать: «Игорь Фёдорович! Это невозможно! Вы петербуржец, интеллигентный человек! Разве можно стрелять этими пульками металлическими в животное?! Это зверство». Устроила невероятный крик. Масленников сказал: «Нет, Наташа, подождите. Давайте на мне попробуем. Это совершенно не больно, и я сейчас всем это докажу». Осветитель стреляет, попадает Масленникову в ногу, Масленников заорал: «Ааа!». Схватился за ногу, стал задирать себе штанину… В общем, пульки были отменены. Но каким-то образом на седьмом дубле собака решила приласкаться к хозяину более бурно, не ложиться у его ног. И сняли там, по-моему, один дубль.

Олег Янковский, актёр:

А потом её, бедную, одевали, гримировали, какую-то краску наносили. Бедная собака в ужасе, в остервенении была на площадке, что и зафиксировано на пленке.

Игорь Масленников, режиссёр:

Для съёмок в кино собаке требуется специальная подготовка. Обычный пёс, привыкший к дому или охоте, не способен сыграть роль. Мы почему-то пренебрегли этим неоспоримым правилом. За что и поплатились.

Снимать собаку оказалось адской мукой! Сначала мы решили покрасить пса фосфором, как написано у Конан Дойла. Сказали об этом кинологам, а те заявили, что мы сошли с ума: «Это же испортит собаке нюх! Ни один хозяин не разрешит красить свое животное всякой химией. Категорическое «нет!». К тому же, с какой стати собака позволит намазать себя фосфором? Она немедленно его с себя слижет.

Позже выяснилось, что в рассказах Дойла столько вранья!.. Например, змея в «Пёстрой ленте» ползает по шнуру... Не может змея ползти по шнуру! Змея может ползти только по твёрдому предмету, ведь она должна обо что-то опираться. И так далее. Одной из таких выдумок оказалась и собака, выкрашенная фосфором.

Тогда мы подумали: не снять ли нам собаку на синем фоне, как это обычно делается при комбинированных съёмках? В такой же синий костюм одели и хозяина. Пёс, увидев этот странный балахон и не узнав под ним хозяина, искусал его.

Мужчину увезли в больницу, а мы стали ломать голову над тем, как быть. Вдруг кто-то из комбинаторов говорит: «Давайте обклеим собаку скотч-лайтом!» Скотч-лайт – это пленка, которой обклеивают дорожные знаки, чтобы они отражались в свете автомобильных фар.

Достали скотч, обклеили собаку, отошли в сторону. Смотрим: получилось что-то странное и смешное, но никак не страшное; перед нами стояло не зловещее ночное чудовище, а участник бразильского карнавала. Содрали мы с собаки этот «наряд» и сшили из него безрукавку и намордник. Но тут вмешался оператор Володя Ильин: «Минуточку! Для того чтобы на пленке был отсвет от собаки, за моей спиной надо поставить осветительный прибор». Но какое же животное побежит на свет?! Вот именно – никакое и ни за что в жизни! Животные никогда не бегут на огонь – это закон природы, они, наоборот, стараются уйти в тень. Съемку опять отменили. Этот кадр мы снимали шесть раз! Ставили-переставляли, крутили-перекручивали и с грехом пополам сняли-таки эту ужасную собаку!

Потом на озвучивании долго придумывали для нее голос. Пробовали рычание льва, тигра, медведя, даже скрежет автомобильных тормозов. В конце концов звукорежиссер Ася Зверева нашла чей-то рык, который подошел.

Ася Зверева, звукорежиссёр:

Над голосом Собаки Баскервилей колдовали довольно долго, поэтому трудно теперь восстановить «рецептуру». Использовали голоса льва, медведя, собаки, всё это растягивали (разумеется, аналоговым способом) и реверберировали. Работа оказалась настолько сложной, что её пришлось делать в Москве – в Ленинграде тогда не было подходящей аппаратуры. Кроме того, в Москве частично делалась и речевая озвучка, когда Вася или другие актёры не могли приехать в Ленинград.

В сцене рокового побега коккер-спаниеля Снуппи чуть не пострадал доктор Мортимер – Евгений Стеблов. Вечером ему необходимо было попасть на поезд. Все спешили и работали с криками: «Скорее, Стеблов опаздывает!» Отсняли, свернули аппаратуру, погрузились в машину и рванули с места. Лишь озадаченный и перепачканный Стеблов остался на месте, его забыли. Хорошо, что через полчаса вернулись, и на поезд актёр успел.

К разговору о собаках: в следующем фильме «Сокровища Агры» довелось сняться и любимому бульдогу Василия Ливанова Бамбуле. Причём пёс не просто снимался, а ещё и получал гонорар – на правах участника массовки.

Владимир Дашкевич, композитор:

Случались на съёмках и розыгрыши. Однажды ночью Ливанов позвонил Лапину, директору советского телевидения, и сказал, что Масленникову не дают снимать картину, что её закрывают на «Ленфильме» и… В общем, это кончилось тем, что в 8 утра представитель Лапина, был такой, я забыл его фамилию, но очень крупный телевизионный чиновник, уже входил на «Ленфильм» и стал разбираться, спасая Масленникова от притеснений. Возник действительно дикий скандал, а поскольку Масленников был парторгом студии, и никто его, конечно, не притеснял, то, в общем, скандал имел какое-то продолжение. Но я так и не знаю, как мне лично к этому относиться, потому что, ну, такие розыгрыши… Василий Борисович из того поколения, которые разыгрывают. И, может быть, это не так и плохо.

Олег Янковский, актёр:

Это был очень счастливый период. Если сравнивать Ленфильм и Мосфильм в те годы, то в процентном отношении Ленфильм лидировал. Не в обиду будет сказано моей родной студии, которая меня открыла.