Даже если
Кафельный пол, на стенах трещины,
водопроводная грязь.
Я бы любил тебя, даже если бы
ты не родилась.

Даже если бы
ты появилась на свет
мужчиной,
чудовищем,
дьяволом,
деревом,
птицей,
одной из комет,
стрелой,
отчаяньем,
яростью,
стихией,
что прячет в недрах Земля —
я бы любил тебя.

Даже если бы
ты не была моей,
А была
подневольной,
чьей-то женой,
подарившей ему дочерей,
сыновей.
Обезумевшей,
слабой,
смертельно больной,
собиравшей в ладони искры огня —
я бы любил тебя.

Даже если бы ты создана,
ветром,
пеплом,
порохом,
бурей в пустыне,
островом,
океаном,
планетой,
городом,
той, никогда не любившей меня —
я бы любил тебя.

Кафельный пол, на стенах трещины,
тусклый, мигающий свет.
Я буду любить тебя,
даже если даже если тебя нет.

Принимая за счастье одну на двоих пустоту

Я не буду требовать от тебя верности, преданности.
Не спрошу, из какой темноты ты приходишь ко мне по ночам.

Почему твои руки холодные, губы обветренны — мне нельзя
придираться к таким мелочам.

Я не буду пытаться тебя удерживать, спрячу страх за улыбку,
и пусть он остался в глазах.

И в порыве по детски отчаянной смелости, поцелуй я оставлю
на теплых от солнца плечах.

Мне не страшно когда за тобой закрываются двери, боль приходит
чуть позже, когда догорает рассвет.

Я боюсь просыпаться в пустой и измятой постели, потому что все
проще простого — тебя больше нет.

Изучаю тебя до линий над переносицей, до привычек, улыбок и
самых дурацких примет,

Я боюсь, что однажды ты просто окажешься гостьей, прилетевшей
с далеких пустынных планет.

Может я тебя выдумал, вызубрил, вычертил — теоремой на клиньях
тетрадных чернильных полей.

Может быть, ты проникла в меня отравляющим вирусом, выбрав
жертву в толпе постоянно спешащих людей.

Я не знаю тебя, твоего настоящего имени, для кого создал Бог
ярче синего неба глаза.

Я не стану ложиться под ноги твои замерзающим инеем, твои
крылья ломать, не пуская к родным небесам.

Я не буду просить теплоты, обжигающей нежности, задыхаясь
от слез, прижиматься к тебе по ночам,

И в порыве бессмысленной яростной дерзости, подносить твои
тонкие пальцы к горящим свечам.

Я останусь удобной, понятной обителью, через стекла, как
зритель, смотреть на твою красоту.

Мне не важно, мне нужно немногое — просто любить тебя,
принимая за счастье одну на двоих пустоту.

***
Знаешь, Мэри,
в моей голове
звери.
Они бы тебя
съели,
если бы я разрешил.
Но я их гоню из прерий,
на ключ закрываю двери.
Сидят на цепях звери,
на ржавых цепях души.
А звери мои
ночью,
рвут кожу и плоть
в клочья.
И каждый их клык заточен.
Играют на струнах жил.
Но
все-таки,
между прочим,
пусть я /и
обесточен,
ты вся,
до ресниц и точек —
причина того, что я жив/.
Беги от меня, Мэри,
/прижмись же ко мне теснее/.
Спасайся скорей, Мэри,
/ничто тебя не спасет/.
Коснувшись тебя, Мэри,
попробовав раз,
звери,
живущие в моем теле,
хотят еще и еще.
Ты знаешь, Мэри,
есть истина в вине и теле,
религии и постели.
Но я отыскал в тебе.
И пусть сегодня
другой одеяло грею,
но спят мои злые звери,
тебя видя в каждом сне.

Поверь,
я больше не буду зрителем,
скрываясь в своей обители,
до самых последних дней.
Я прилечу с Юпитера,
в квартиру твою в Питере
Мэри,
стань укротительницей
моих
диких
зверей.

Джио Россо