|
 Для всех, кто говорит по- русски, Всегда любимым будет Пушкин. Так тайна соединившихся слов Проникла в души всех людских слоёв. Мелодия и смысл его стихов Близка российскому народу. Он заслужил народную любовь, Раскрыв душевную природу. В его произведениях слова Несут пророческие мысли. В его поэмах каждая глава- Фрагмент из настоящей жизни. Он так изобразил дворянский быт, Что никогда не будет он забыт. Себе он памятник нерукотворный Воздвиг в союзе с музою бесспорно. |
 Пушкин Анна Ахматова Кто знает, что такое слава! Какой ценой купил он право, Возможность или благодать Над всем так мудро и лукаво Шутить, таинственно молчать И ногу ножкой называть?.. |
 Так иногда лукавый кот, Жеманный баловень служанки, За мышью крадется с лежанки: Украдкой, медленно идет, Полузажмурясь подступает, Свернется в ком, хвостом играет, Разинет когти хитрых лап И вдруг бедняжку цап-царап. Влюбленный граф в потемках бродит, Дорогу ощупью находит. Желаньем пламенным томим, Едва дыханье переводит, Трепещет, если пол под ним Вдруг заскрыпит... вот он подходит К заветной двери и слегка Жмет ручку медную замка... Александр Сергеевич Пушкин «Граф Нулин» Cкрытый текст - |
15 июня Всемирный день ветра
 Ветер перелетный обласкал меня Ветер перелетный обласкал меня И шепнул печально: "Ночь сильнее дня". И закат померкнул. Тучи почернели. Дрогнули, смутились пасмурные ели. И над темным морем, где крутился вал, Ветер перелетный зыбью пробежал. Ночь царила в мире. А меж тем далеко, За морем зажглося огненное око. Новый распустился в небесах цветок, Светом возрожденных заблистал Восток. Ветер изменился, и пахнул мне в очи, И шепнул с усмешкой: "День сильнее ночи". Константин Дмитриевич Бальмонт Дух ветров Дух ветров, Зефир игривый Прошумел среди листов, Прикоснулся шаловливый К нежным чашечкам цветов. И шепнул неуловимый, И волною шевельнул, К арфе звучной и незримой Дланью быстрою прильнул: И с беспечностью ребенка, Не заботясь ни о чем, Он играл легко и звонко В ясном воздухе ночном. И влюбленные наяды Показались из волны, И к нему кидали взгляды В свете гаснущей Луны. Нимфа с нимфою шепталась, О блаженстве говоря. А за Морем пробуждалась Розоперстая заря. Константин Дмитриевич Бальмонт Я вольный ветер, я вечно вею Я вольный ветер, я вечно вею, Волную волны, ласкаю ивы, В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею, Лелею травы, лелею нивы. Весною светлой, как вестник мая, Целую ландыш, в мечту влюбленный, И внемлет ветру лазурь немая, Я вею, млею, воздушный, сонный. В любви неверный, расту циклоном, Взметаю тучи, взрываю море, Промчусь в равнинах протяжным стоном - И гром проснется в немом просторе. Но, снова легкий, всегда счастливый, Нежней, чем фея ласкает фею, Я льну к деревьям, дышу над нивой И, вечно вольный, забвеньем вею. Константин Дмитриевич Бальмонт. 1897 Cкрытый текст - |
 Есть волшебник на нашей планете, С воздухом творит он чудеса. Всем известен под именем ветер, Часто так меняет голоса. То бывает ласковым и нежным, Называем его ветерок. Но когда с метелью дует снежной У него суровый голосок. Крутят крылья мельницы ветра, В электричестве все мастера. Ветры в жизни всякие нужны, Знаем, ветры всякие важны. |
 Марина Цветаева Другие — с очами и с личиком светлым, А я-то ночами беседую с ветром. Не с тем — италийским Зефиром младым, — С хорошим, с широким, Российским, сквозным! Другие всей плотью по плоти плутают, Из уст пересохших — дыханье глотают… А я — руки настежь! — застыла — столбняк! Чтоб выдул мне душу — российский сквозняк! Другие — о, нежные, цепкие путы! Нет, с нами Эол обращается круто. — Небось, не растаешь! Одна — мол — семья! — Как будто и вправду — не женщина я! 1920 г. |
Сижу в кафе, пью капучино И вдруг ловлю невольно взгляд, За третьим столиком мужчина, «Сверлить» меня, как видно, рад. Я в телефон быстрей уткнулась, Шаги заслышав вдалеке, Глоточком кофе поперхнулась... Ах, чашка дрогнула в руке! А дальше, что? Мужчина дерзкий, Смельчак по виду, подошел, Остыл мой кофе в чашке резко, И задрожал в испуге стол... «А не хотите ли вы рома, Здесь подают прекрасный ром?», — Его слова подобны грому, Терзаюсь в приступе немом.. Вот он подсел, свободный стульчик, Под ним скрипит, как тот диван, Где спит моя подруга Юльчик, А ней сожитель, тучный Ян.. Перебираю в мыслях вяло, Ходы, сдаюсь. Какой позор! Рассвет. Мой номер. Так и знала, Он был заезжий гастролёр.. |
Иоганн Христиан Фридрих Гёльдерлин
О, города Евфрата!
О, улицы Пальмиры! Леса колонн среди пустынь великих, Что стало с вами? Когда переступили вы Положенные смертным рубежи, Пожрал вас яростный огонь, Низвергнутый с небес; Вы превратились в дым. А я теперь сижу под облаками Недвижными, спокойными, под сенью Раскидистых дубов, Где бродит лань, и чуждыми И мёртвыми мне кажутся Блаженные духи. Иоганн Христиан Фридрих Гёльдерлин (1770—1843)
— выдающийся немецкий поэт.  Немецкий поэт-романтик Иоганн Христиан Фридрих Гёльдерлин (Johann Christian Friedrich Hölderlin) родился 20 марта 1770 года в городке Лауффен на берегу Некара. Впрочем, для него самого это обстоятельство было трагическим недоразумением. Он всегда чувствовал, что родился не тогда и не там, что, по жестокой иронии судьбы он заброшен в бездарную и бездушную эпоху, унылую и чужую страну, где обречен влачить свое существование среди убогих филистеров. И мог ли он, стремился ли он сколько-нибудь сносно обустроить свое пребывание в этом времени и в этой стране?  Поток в оковах Ты спишь, ты дремлешь, скованный юноша, Ты молча ждешь у хладного берега, Внемли, рождённый Океаном, Зову Отца и друзей-титанов! Посланец моря, ветр жизнедышащий Спешит к тебе, - но вести не внемлешь ты. Тебя недремлющие боги Властно зовут, - ты не слышишь зова... Но громче, громче сердце стучит в груди. Он вспомнил день, когда он из каменных Родился недр; он вспомнил, властный, Силу свою, он гудит и стонет, Медлитель, он оковы свои дробит, Он крутит камни, бьёт и кидает их О звучный брег; и вот уж дали Слышат его гневно-шумный голос. И пробудились горы, внемля ему, Шумят леса; ущелья глубокие Волнуются, и дух творящий В лоне земли пробудился снова. Весна приходит; вновь зеленеет мир. А он спешит, спешит к небожителям, И Океан-родитель примет Бурные воды в свои объятья. Ночь Тени, тайн приюты, вам привет мой Привет вам, нивы, спящие окрест; Луна, не слышишь ты, как клевета крадется, Твой блеск жемчужный пламенит мне кровь. К вам из мира, где глупцы глумятся, Вокруг бесплотных призраков трудясь, Тот, кто не сутолоку суетного мира, Но добродетель возлюбил, бежит. Лишь с тобою здесь душа познает Ту истинную радость, счастья миг, Алтарь которого фальшивым блеском манит, И алчно ожидает новых жертв. Звёзды, выше вас она взмывает, Верша свой серафический полет, На Землю мимо вас глядит священным взором, Где в грёзах обрела себе покой... Тем, кто добродетели блаженной Открылся сердцем, золотые сны Ты посылаешь. И бессильных рук пожатье Несёшь протянутым к тебе рукам. Ведомы им муки бедных братьев; Их плачем плача - тем утешив их,- Так каждый говорит ещё: "Дан одному ль мне Весь мир? Нет, я и для других живу". Движимы не суетной гордыней, Они раздетых греют, кормят тех, Чей вопиет скелет о голоде, и образ Небесный восхищает их сердца. Благодать лежит на них. Рабов же Порока совесть жжет, и смертный страх К их ложу мягкому приник, где сладострастье Само взвивает над собою бич. Дубы К вам из садов я пришел, питомцы горной вершины, К вам из садов, где природа живёт, послушная людям, Прежде взрастившая их и трудом их взращенная ныне. Только вы, могучие! Вы словно племя титанов, В мире, давно прирученном, себе лишь подвластны и небу, Небу, вспоившему вас, и земле, что вас породила. И ни один из вас не бывал в ученье у смертных. Гордые, вырвались вы из неволи корней разветвлённых, Будто добычу орёл, охватив дерзновенно пространство Мощным размахом ветвей, и тёмным тучам навстречу Рады вы обратить озарённые солнцем вершины. Каждый из вас - это мир, вы живёте, как звёзды на небе, Каждый из вас словно Бог, вы едины в содружестве вольном. Если бы рабство я мог сносить, к тебе, о дубрава, Зависти я б не питал и с людьми искал бы союза; Если бы не был душой я прикован к союзу людскому Стойкой силой любви, я охотно остался бы с вами. * * * По мне же, все превозносимые представители немецкого духа принадлежат, откровенно говоря, к величинам декоративным. За два стихотворения Гёльдерлина я отдам всего Шиллера, да и Фихте в придачу, - Герман Гессе. |
 Сто лет тому назад в гостинице районной, с палаткою пивной в одно объединенной, мы жили вместе с ним. И рано по утрам будил нас городской районный тарарам. Автобус привозил экскурсию из Пскова, в соседнем номере два дюжих рыболова горланили «Варяг», а местный пионер играл побудку нам на собственный манер. Тогда мы шли к реке и дальше долгим полем в контору, там, где мак сплелся с желтофиолем, и ждали час еще, мусоля «Беломор», мы слышали, как он заходит в коридор. Тогда и нам пора на разные объекты, он знак мне подавал как член масонской секты. Спускался парк к реке, гудел июль в наливе, в соседних деревнях в ухабах и крапиве гуляла пустота, и только у ларьков стояла очередь из местных мужиков и то в шестом часу... И мы сходились снова, и получали мы бутылку в полседьмого. И возвращались в парк, и шли на дальний берег, и заедали хмель десятком карамелек, и кто-то проплывал на лодке по реке, и кто-то приносил картошку в рюкзаке, и летний пар летел под куполом туманным, и в полночь этот мир казался постоянным. И он мне говорил: «Что было — не беда». И ворон отвечал из мрака: «Никогда». ...Потом я с ним сидел на пластиковом стуле среди чужой толпы и пил «Напареули», которое привез ему издалека. Теперь уж за окном огромная река впадала в океан, и статуя Свободы качала факелом, подсчитывая годы. Он поднимал стакан. Он надевал пальто. «Вернись», — я говорил. — «Ну, что ты. Ни за что», — «Контору помнишь ты? И коридор в конторе? Он ждет нас по утрам, и в нашем приговоре записано, что срок он сам определит», — «Послушай, я презрел уездный реквизит. Что было, то прошло. Мне хватит и портрета. На все твое нытье я налагаю вето». ...И вот в последний раз мы вышли на канал, и я опять спросил, он снова промолчал. Как Сороть, как Гудзон, волна у ног плескала, расплавила вода два топовых овала, и катерок уплыл... И колокольный бом сказал мне: «Никогда, вдвоем ли, вчетвером, вам больше не сойтись». И ночь пошла на убыль. Венеция цвела сиреневым, что Врубель. Евгений Рейн |
Лялечкин Иван Осипович
Милый брат! Ты звездой серебристой
Заблестел на ночном небосклоне, Но предтечей безвестных гармоний Закатился за далью росистой. Ты предтечей безвестных гармоний Тихо канул в вечерние тени! Уронил я письмо на колени, Утонул я в ночном небосклоне... На смерть И. Лялечкина - Валерий Яковлевич Брюсов  Сонет Пятнадцать лет - счастливая пора! Как хороши желанья в эти годы! Как ярки впечатления природы, Исполненной восторгов и добра!.. День - весь из золота, а ночь - из серебра. Не знает грудь тоскующей невзгоды. Оковы сброшены. Природа - храм свободы. Божественные дни и вечера!.. Пусть дольше длится прелесть этой сказки И скучные часы замедлят ход к развязке, Что рок слепой для жизни начертал; Пусть дольше он хранит от ядовитых жал И ваши символические глазки, И ваших уст застенчивый коралл. <1895> Среди поэтов, выступивших со стихами в начале 90-х годов, большие надежды подавал Иван Осипович Лялечкин. Биографические сведения о Лялечкине в критической литературе почти отсутствуют. Даже для современников имя Лялечкина ассоциировалось только с его стихами, он казался поэтом без биографии. В начале 90-х годов А. И. Куприн как-то обронил в разговоре имя этого поэта: "Когда видишь на обложке новое имя, то всегда приходит в голову - имеет ли оно будущее, или это фамилия без будущего. Впервые я задумался над этим несколько лет назад, когда мне попались стихи поэта Лялечкина. Стихи были неплохи, хотя и незрелые, и видно было, что писал их начинающий молодой автор. "Ну, хорошо, - сказал я себе, - сейчас он молод, и "Лялечкин" звучит наивно и даже мило. А что же будет, когда он доживет до седых волос? Он все еще будет Лялечкиным, и это будет смешно не вязаться с его поэзией, когда она станет зрелой и серьезной. Нет, это фамилия без будущего, зрелого писателя из него не выйдет". И странно, после этого небольшого сборника фамилия Лялечкина мне больше не попадалась. Кажется, он умер молодым". Стихи Лялечкина так и остались исповедью молодого, одаренного, но незрелого поэта, активно выступавшего в поэзии всего несколько лет. Откровеннее многих других Лялечкин выразил кризисное состояние молодой поэзии конца 80-х - начала 90-х годов прошлого века, жившей ощущениями "безвременья" и идейного тупика. Упадок гражданской поэзии после смерти Некрасова, обнаружившийся в мрачные 80-е годы, Лялечкин сознавал как крушение гражданственных идеалов вообще. Среди русских поэтов, причисленных к числу "близких", И. Л. (Лялечкин) был поставлен Брюсовым после Лермонтова и Бальмонта. СИМВОЛИЧЕСКОЕ Прочь бездушная действительность!.. Я хочу лучистых грез, Мотыльков, веселых ласточек, Белых ландышей и роз!.. Я хочу упиться чарами Смутных чувств и белых снов - При волшебном лунном трепете, В царстве фей и соловьев! Я хочу безмолвной музыкой, Точно воздухом, дышать; Уловить неуловимое, Непостижное понять!.. Только светлая, влюбленная И счастливая мечта Знает царство вечной юности, Где любовь и красота! Прочь бездушная действительность!.. Я хочу лучистых грез, Мотыльков, веселых ласточек, Белых ландышей и роз!.. <1895> В аллеях увядшего сада. Осенней унылой порой, Два призрака в полночь глухую Блуждают неслышной стопой. Обнявши друг друга за талью, В мечтах вызывали они Отцветшие радости жизни, Минувшие светлые дни...- "Ты помнишь ли наши восторги, Любви загоравшийся свет? Ты помнишь ли первые клятвы И речи последние?" - "Нет!" "Ужель и при имени друга Твоя не волнуется грудь? Ужель ты лобзанья забыла?" - "Лобзанья я помню чуть-чуть... Как небо сине тогда было! Как ярко надежда цвела!" - "Ах, смерть потушила желанья, Как бренные наши тела!" Так тени влюбленных безумцев Блуждали бесшумно, как мгла; И только осенняя полночь Слова их подслушать могла. <1894> Мне не жаль, что ночь минула скоро, Мне не жаль, что скоро минет день... Всё - слова любви, слова укора, Даже клятв слова - всё только тень. Эта страсть пройдет, как сновиденье, Как и ночь, мелькнув едва на миг; Я давно привык к разуверенью, И давно к изменам я привык. И с тобой грозящая разлука Мне теперь уж вовсе нипочем: Ведь любить всегда - такая скука! А любить на миг - что пользы в том? О, не верь ты чувствам, что дарят нам Слезы счастья, - в них сокрыт обман, Так в просторе моря необъятном В тишине таится ураган! Пусть бежит скорей она от взора, Не любовь, а эта счастья тень... Мне не жаль, что ночь минула скоро, Мне не жаль, что скоро минет день. <1891> Мятежным вихрем суеты, Спеша, проходят дни за днями, А душу с новыми годами Волнуют старые мечты. Всему есть грань, всему есть мера, - Есть мера злу, мы ждем добра И говорим: придет пора, И будет - свет, любовь и вера. Борясь с неправдою и злом, Мы чаем светлый праздник встретить И в нашей памяти отметить Миг правды - правды торжеством. Чем гуще мрак, чем зло сильнее, Тем будет радостнее час, Когда сойдется много нас Делить победные трофеи. Года идут, а мы всё ждем Желанной радостной победы И верим, что, минуя беды, Мы к тихой пристани придем. Не вняв страданьям бесконечным, Мы свято чтим завет времен... О человек, как ты силен В своем терпенья вековечном! <1891> СОНЕТ Покинем вертепы докучной тревоги, Покинем с мечтою о мире ином, - И к мирному храму не в блещущей тоге, А в рубище ветхом - пойдем! Пойдем, чтобы слышать о свете, о боге, Нетленного духа священный псалом; И встанем, как мытарь, в дверях на пороге, С поникшим смиренно челом! На торжище шумном, где душно, как в склепе, Оставим злых помыслов бренные цепи На торжище буйном людской суеты, - И к храму снесем покаянье, - и в храме К престолу положим дарами Души покаянной мечты! <1895> К СИКСТИНСКОЙ МАДОННЕ Она несет Его смиренно миру, И смотрит Он на этот грешный мир, Тоской, смущением и ужасом объят. Он видит всё: всю суматоху бед, И дикое неистовство безумья, И безысходное стремление надежд, И боль неисцелимую мучений. Всё видит Он; но взор Его сияет Таким спокойствием, такой святою верой И блеском торжествующей победы, Что ясно и земле, покорной лишь страстям, Что перед ней Спаситель мира - сам. <1894> |
И хочется тоже вслед за поэтом Пойти за мечтою о мире ином, Что где-то сияет божественным светом И помыслов нет там совсем о плохом. С рожденья душа лишь мечтает об этом, Предвидит как радостно жить будет в нём. Судьба не стремится туда дать билеты, В течении жизни мы все узнаём. О счастье несбыточном кружатся мысли, Надолго они в пространстве зависли Мечтами о рае на грешной земле. И есть вероятность, что это возможно, Хотя даже в мыслях представить так сложно, Настолько погрязли народы во зле. |
 Нет! Нужны мне и деньги, и тачки, Не лукавлю — я парень простой, Мне бы яхту, да стройную мачту, Ветер свежий в лицо, да прибой. Мне б заначку на много миллионов, (Дачи в Юрмале стоят по пять), Легкой жизни, и ждать почтальона, — О хорошем, чтоб только читать.. Мне б в шезлонге смотреть на закаты, И с бокалом вина — на рассвет, Я желаю, что было, ребята, Все у всех. Почему бы и нет?! |
 Опустел прибрежный пляж, Лето пролетело, Вот и день короче наш, Бренно все, — и тело .. Слякоть мучит нас с тобой, Дождь стучит по крышам, Помнишь, море и прибой, В Дзинтари афиши? Приходили на концерт, Празднично одеты, Под «умеренный процент» «Божоле», сорбета.. Как волна кружила нас, Жарки ночи в лунах, Помнишь пламенный экстаз, От загара в дюнах?! Помнишь нежный звон песка, И янтарный берег, В синем небе облака, И ребристы мели? Полумрак теперь вокруг, Снова небо в просинь, Как обычно, и не вдруг, Наступила осень .. |
 Люблю Обыкновенно так Любовь любому рожденному дадена, — но между служб, доходов и прочего со дня на день очерствевает сердечная почва. На сердце тело надето, на тело — рубаха. Но и этого мало! Один — идиот! — манжеты наделал и груди стал заливать крахмалом. Под старость спохватятся. Женщина мажется. Мужчина по Мюллеру мельницей машется. Но поздно. Морщинами множится кожица. Любовь поцветет, поцветет — и скукожится. Мальчишкой Я в меру любовью был одаренный. Но с детства людьё трудами муштровано. А я — убег на берег Риона и шлялся, ни чёрта не делая ровно. Сердилась мама: «Мальчишка паршивый!» Грозился папаша поясом выстегать. А я, разживясь трехрублевкой фальшивой, играл с солдатьём под забором в «три листика». Без груза рубах, без башмачного груза жарился в кутаисском зное. Вворачивал солнцу то спину, то пузо — пока под ложечкой не заноет. Дивилось солнце: «Чуть виден весь-то! А тоже — с сердечком. Старается малым! Откуда в этом в аршине место — и мне, и реке, и стовёрстым скалам?!» Юношей Юношеству занятий масса. Грамматикам учим дурней и дур мы. Меня ж из 5-го вышибли класса. Пошли швырять в московские тюрьмы. В вашем квартирном маленьком мирике для спален растут кучерявые лирики. Что выищешь в этих болоночьих лириках?! Меня вот любить учили в Бутырках. Что мне тоска о Булонском лесе?! Что мне вздох от видов на море?! Я вот в «Бюро похоронных процессий» влюбился в глазок 103 камеры. Глядят ежедневное солнце, зазнаются. «Чего, мол, стоют лучёнышки эти?» А я за стенного за желтого зайца отдал тогда бы — всё на свете. Мой университет Французский знаете. Делите. Множите. Склоняете чудно. Ну и склоняйте! Скажите — а с домом спеться можете? Язык трамвайский вы понимаете? Птенец человечий чуть только вывелся — за книжки рукой, за тетрадные дести. А я обучался азбуке с вывесок, листая страницы железа и жести. Землю возьмут, обкорнав, ободрав ее, — учат. И вся она — с крохотный глобус. А я боками учил географию, — недаром же наземь ночёвкой хлопаюсь! Мутят Иловайских больные вопросы: — Была ль рыжа борода Барбароссы? — Пускай! Не копаюсь в пропыленном вздоре я — любая в Москве мне известна история! Берут Добролюбова (чтоб зло ненавидеть), — фамилья ж против, скулит родовая. Я жирных с детства привык ненавидеть, всегда себя за обед продавая. Научатся, сядут — чтоб нравиться даме, мыслишки звякают лбёнками медненькими. А я говорил с одними домами. Одни водокачки мне собеседниками. Окном слуховым внимательно слушая, ловили крыши — что брошу в уши я. А после о ночи и друг о друге трещали, язык ворочая — флюгер. Взрослое У взрослых дела. В рублях карманы. Любить? Пожалуйста! Рубликов за сто. А я, бездомный, ручища в рваный в карман засунул и шлялся, глазастый. Ночь. Надеваете лучшее платье. Душой отдыхаете на женах, на вдовах. Меня Москва душила в объятьях кольцом своих бесконечных Садовых. В сердца, в часишки любовницы тикают. В восторге партнеры любовного ложа. Столиц сердцебиение дикое ловил я, Страстною площадью лёжа. Враспашку — сердце почти что снаружи — себя открываю и солнцу и луже. Входите страстями! Любовями влазьте! Отныне я сердцем править не властен. У прочих знаю сердца дом я. Оно в груди — любому известно! На мне ж с ума сошла анатомия. Сплошное сердце — гудит повсеместно. О, сколько их, одних только вёсен, за 20 лет в распалённого ввалено! Их груз нерастраченный — просто несносен. Несносен не так, для стиха, а буквально. Что вышло Больше чем можно, больше чем надо — будто поэтовым бредом во сне навис — комок сердечный разросся громадой: громада любовь, громада ненависть. Под ношей ноги шагали шатко — ты знаешь, я же ладно слажен, — и всё же тащусь сердечным придатком, плеч подгибая косую сажень. Взбухаю стихов молоком — и не вылиться — некуда, кажется — полнится заново. Я вытомлен лирикой — мира кормилица, гипербола праобраза Мопассанова. Зову Поднял силачом, понес акробатом. Как избирателей сзывают на митинг, как сёла в пожар созывают набатом — я звал: «А вот оно! Вот! Возьмите!» Когда такая махина ахала — не глядя, пылью, грязью, сугробом, — дамьё от меня ракетой шарахалось: «Нам чтобы поменьше, нам вроде танго бы…» Нести не могу — и несу мою ношу. Хочу ее бросить — и знаю, не брошу! Распора не сдержат рёбровы дуги. Грудная клетка трещала с натуги. Ты Пришла — деловито, за рыком, за ростом, взглянув, разглядела просто мальчика. Взяла, отобрала сердце и просто пошла играть — как девочка мячиком. И каждая — чудо будто видится — где дама вкопалась, а где девица. «Такого любить? Да этакий ринется! Должно, укротительница. Должно, из зверинца!» А я ликую. Нет его — ига! От радости себя не помня, скакал, индейцем свадебным прыгал, так было весело, было легко мне. Невозможно Один не смогу — не снесу рояля (тем более — несгораемый шкаф). А если не шкаф, не рояль, то я ли сердце снес бы, обратно взяв. Банкиры знают: «Богаты без края мы. Карманов не хватит — кладем в несгораемый». Любовь в тебя — богатством в железо — запрятал, хожу и радуюсь Крезом. И разве, если захочется очень, улыбку возьму, пол-улыбки и мельче, с другими кутя, протрачу в полночи рублей пятнадцать лирической мелочи. Так и со мной Флоты — и то стекаются в гавани. Поезд — и то к вокзалу гонит. Ну, а меня к тебе и подавней — я же люблю! — тянет и клонит. Скупой спускается пушкинский рыцарь подвалом своим любоваться и рыться. Так я к тебе возвращаюсь, любимая. Мое это сердце, любуюсь моим я. Домой возвращаетесь радостно. Грязь вы с себя соскребаете, бреясь и моясь. Так я к тебе возвращаюсь, — разве, к тебе идя, не иду домой я?! Земных принимает земное лоно. К конечной мы возвращаемся цели. Так я к тебе тянусь неуклонно, еле расстались, развиделись еле. Вывод Не смоют любовь ни ссоры, ни вёрсты. Продумана, выверена, проверена. Подъемля торжественно стих строкопёрстый, клянусь — люблю неизменно и верно! 1926 г. |
День памяти Владимира Высоцкого 25.01.1938 - 25.07.1980  |
В памяти навсегда
 Баллада об уходе в рай Вот твой билет, вот твой вагон. Все в лучшем виде одному тебе дано: В цветном раю увидеть сон - Трехвековое непрерывное кино. Все позади, уже сняты Все отпечатки, контрабанды не берем. Как херувим стерилен ты, А класс второй - не высший класс, зато с бельем. Вот и сбывается все, что пророчится. Уходит поезд в небеса - счастливый путь! Ах, как нам хочется, как всем нам хочется Не умереть, а именно уснуть. Земной перрон. Не унывай И не кричи. Для наших воплей он оглох. Один из нас уехал в рай, Он встретит бога - ведь есть, наверно, бог. Ты передай ему привет, А позабудешь - ничего, переживем. Осталось нам немного лет, Мы пошустрим и, как положено, умрем. Вот и сбывается все, что пророчится. Уходит поезд в небеса - счастливый путь! Ах, как нам хочется, как всем нам хочется Не умереть, а именно уснуть. Уйдут, как мы - в ничто без сна - И сыновья, и внуки внуков в трех веках. Не дай господь, чтобы война, А то мы правнуков оставим в дураках. Разбудит нас какой-то тип И пустит в мир, где в прошлом войны, боль и рак. Где побежден гонконгский грипп. На всем готовеньком ты счастлив ли? Дурак... Вот и сбывается все, что пророчится. Уходит поезд в небеса - счастливый путь! Ах, как нам хочется, как всем нам хочется Не умереть, а именно уснуть. Итак, прощай. Звенит звонок. Счастливый путь! Храни тебя от всяких бед! А если там и вправду бог - Ты все же вспомни, передай ему привет. Владимир Высоцкий Потрясающая драматизмом книга  Фото авторское |
 Для всей страны был день печальный, Поэта жизнь оборвалась, А был поэт тот гениальный, Сильна таланта его власть. Звучали всюду его песни, Высоцкого ждала страна. Его поэзия , известно, Правдивостью была сильна. Нелёгкий выбрал в жизни путь, Попались кони Привередливые, Могли в любой момент стряхнуть. Не захотел скакать помедленнее. |
Иосиф Бродский
 «Баллада о маленьком буксире» И когда я состарюсь на заливе судьбы, и когда мои мачты станут ниже трубы, капитан мне скомандует «право руля», кочегар мне подбросит немного угля, старый боцман в зюйд-весте мой штурвал повернет и ногой от причала мне корму оттолкнет, — — и тогда поплыву я к прекрасному сну мимо синих деревьев в золотую страну, из которой ещё, как преданья гласят, ни один из буксиров не вернулся назад. Иосиф Бродский |
 Пока буксир по жизни тащит И разгоняет нашу кровь, Надеемся, что будет счастье И настоящая любовь. Мы строим планы бесконечно И держим в памяти мечты, Как будто жить собрались вечно, Не прекращая суеты. Жаль, что буксир теряет силы И ритм уже не держит свой. Нам не хватает всех усилий Предотвратить буксира сбой. |
«То, что он оставил после себя,
навсегда обеспечило ему незабвенную страницу в русской литературе; во-первых, по причине полной своеобразности стихов и их пафоса; во-вторых, по той красоте и силе, которыми звучит их общий тон, некоторые же вещи и строфы — особенно». Иван Алексеевич Бунин (газета «Возрождение», Париж)  Иван Савин настоящее имя Иван Иванович Саволайнен, фин. Savolainen (29 августа 1899, Одесса - 12 июля 1927 Гельсингфорс (Хельсинки) — русский поэт, писатель, журналист. Участник белого движения, эмигрант первой волны. Был популярен в среде русской эмиграции. Дед Ивана Савина по отцу, Йохан Саволайнен, был финским моряком, осевшим в России и женившимся на гречанке, которую встретил в Елисаветграде. Их сын Иван Саволайнен (старший) женился на Анне Михайловне Волик, вдове. Этот брак заключён по страстной любви. В её жилах текла молдавская и русская кровь. Анна Волик была старше Саволайнена на 10 лет, и у неё к тому моменту было пятеро детей. У них родилось трое детей: Иван Савин, его брат Николай и сестра Надежда (Диля). Супруги через несколько лет разошлись и в продолжении шести лет не встречались, но у всех восьмерых детей была настоящая родственная связь и любовь. Детство и юность Ивана Савина прошли в городке Зеньков Полтавской губернии. Окончив гимназию, он пошёл добровольцем в кавалерию армии генерала Деникина. Служил в уланском эскадроне 3-го сводного кавалерийского полка Добровольческой армии. В 1921 году Савин попал в Петроград и уже оттуда вместе с отцом уехал в Финляндию. Попав в Финляндию, Иван Савин первые месяцы провел в санатории, подрабатывая одновременно грузчиком. Именно в это время начинается наиболее активный период его журналистской и писательской деятельности. В 1924 году он становится собственным корреспондентом в Финляндии целого ряда изданий российского зарубежья: берлинской газеты «Руль», рижской «Сегодня», белградской «Новое время». В хельсинкском ежедневнике «Русские вести» с 1922 по 1926 год Савиным было опубликовано более 100 рассказов, стихов и очерков. В 1926 году в Белграде вышел его единственный прижизненный сборник стихов «Ладонка», изданный Главным правлением Галлиполийского общества. Иван Савин, кроме занятий литературой, хорошо играл на рояле, рисовал, был театралом. При Кружке русской молодёжи работала Студия любителей драматического искусства, в постановке которой шли и пьесы поэта. Иногда на сцену выходил и сам автор. В газетной рецензии тех лет отмечается: «Наибольший успех имел шарж И. Савина „Служитель муз“. Сама пьеса произвела очень хорошее впечатление оригинальностью сюжета. Разыграна она была живо и интересно. Особенно следует отметить искренность и правдивость тона г-на Савина (Служитель муз)». О другом спектакле, по пьесе «Молодость», театральный критик пишет: «Прекрасно провел роль Лесницкого И.И. Савин, которому удались искренний, теплый тон, проникновенность обреченности и глубокий драматизм переживания». Талант Ивана Савина высоко ценили Бунин и Куприн. Илья Репин жалел, что не успел написать портрет Савина. Возмездие Войти тихонько в Божий терем И, на минуту став нездешним, Позвать светло и просто: Боже! Но мы ведь, мудрые, не верим Святому чуду. К тайнам вешним Прильнуть, осенние, не можем. Дурман заученного смеха И отрицанья бред багровый Над нами властвовали строго В нас никогда не пело эхо Господних труб. Слепые совы В нас рано выклевали Бога. И вот он, час возмездья черный, За жизнь без подвига, без дрожи, За верность гиблому безверью Перед иконой чудотворной, За то, что долго терем Божий Стоял с оплеванною дверью! «У царских врат икона странная …» У царских врат икона странная — Глаза совсем твои. До тёмных плит резьба чеканная, Литые соловьи. Я к соловьиному подножию С мольбой не припаду. Похожая на Матерь Божию, Ты всё равно в аду. Монах согбенный начал исповедь. Ему, как брату брат, В грехе покаюсь. Грех мой близко ведь, Ведь ты — у царских врат… Одной тебе служил я с младости, И вот, в чужой стране, Твой образ всех Скорбящих Радости Я полюбил вдвойне. Ты не любила, ты лукавила. Ты захлебнулась тьмой… Глазам твоим свечу поставила Монашенка с сумой. Сменив калику перехожую, У царских врат стою. Христос, прости её, похожую На Мать Твою! «Кто украл мою молодость, даже…» Кто украл мою молодость, даже Не оставил следа у дверей? Я рассказывал Богу о краже, Я рассказывал людям о ней. Я на паперти бился о камни. Правды скоро не выскажет Бог. А людская неправда дала мне Перекопский полон да острог. И хожу я по черному свету, Никогда не бывав молодым, Небывалую молодость эту По следам догоняя чужим. Увели ее ночью из дому На семнадцатом детском году. И по-вашему стал, по-седому, Глупый мальчик метаться в бреду. Были слухи – в остроге сгорела, Говорили пошла по рукам… Всю грядущую жизнь до предела За года молодые отдам! Но безмолвен ваш мир отсиявший. Кто ответит? В острожном краю Скачет выжженной степью укравший Неневестную юность мою. Cкрытый текст - |
21 августа День поэта
Ещё не было моря. Но где-то
В небесах, в позднем часу, Загрустив, на пустую планету Вдруг звезда уронила слезу... Fermata Поэзия! Сиятельная, как текучее одеяние божества, волшебная с дуновением нежности, тонкая, сокровенная трогающая душу с непроизвольно затаённым дыханием, всецело лучащаяся чистой красотой, созревшего цветка романтики, с музыкальностью, уводящей за край неспетых песен. Однако будучи безоговорочным почитателем поэзии, даже в ее разбавленном состоянии, лучше из осторожности признать сотню поддельных поэтов, чем нанести обиду хоть одному, в ком, может статься, есть хоть капля подлинно парнасской крови.  Поэзия И странных слов безумный хоровод, И острых мыслей огненное жало, И сон, и страсть, и хмель, и сладкий мёд, И лезвие кровавого кинжала, И дивных лоз волшебное вино, - Поэзия! Причудница столетий! - Всё, всё в тебе для нас претворено!.. И мы всегда, доверчивые дети, Готовы славить муки и восторг Твоих мистерий и твоих видений, И яростно ведём ревнивый торг За право целовать твои колени. Георгий Чулков Вечер в июне Томительный, палящий день Сгорел; полупрозрачна тень Немого сумрака приосеняла дали. Зарницы бегали за синею горой, И, окропленные росой, Луга и лес благоухали. Луна во всей красе плыла на высоту, Таинственным лучом мечтания питая, И, преклонясь к лавровому кусту, Дышала роза молодая. Денис Давыдов Там за окном Роняют листья В осенней дреме дерева И с летом вдаль Уходят тихо Твои слова, мои слова Наш огонь души потушен пылью снежной, Осень унесла любовь, мой друг… Лишь в ночной тиши твой образ нежный В памяти моей возникнет вдруг. Джонни Мерсер Поэт - есть личность, создающая нечто ему необходимое - и тем более совершенное и ценное, чем точнее и безошибочнее воплощено и представлено его существо, сознание, истина. |
Звоню в надежде, что помнишь вечер Крыма,
Разгар сезона нашей встречи и любви. И в твоём сердце сомнений клубы дыма, Развеялись строкой «Меня благослови!» И вот звонок, я жду, сейчас ответишь, Он длится долго, минуту или две. Ну, может быть, ты, наконец, заметишь, Звонок любви ведь адресованный тебе! Лишь два часа спустя ты позвонила, И мне, прощаясь, сказала: «Позвони!» И ненароком фразу обронила: «Я была занята, любимый, извини!» Не верьте лёгким, лживым обещаньям, Гоните с сердца сладкие слова. И под собой не верьте беснованьям, То игры страсти и действо плутовства. Гоните прочь желанье новой встречи, В которой будет одна лишь только фальшь. Там о любви не может быть и речи, Итог той встречи кровавый сердца плачь!» Любовь рождается из пламенного чувства, Оно сильней всего, что в нас сокрыто. Сильней стихий, любого в мире буйства, И чувству отзыва оно всегда открыто! |
|
 Поэта жизнь порой не безупречна, Подвержен он всегда страстям, Но его страсти, всем известно, Возвышены в его стихах. Воспетая в стихах любовь Возносит к звёздам это чувство. В нём бриллиантом ярких слов, Сверкнёт поэзии искусство. Я поздравляю всех поэтов, Благодарю за их стихи. За все словесные букеты, За все прекрасные штрихи. |
Поэтический архив. 21 августа - День Поэта.
 О моём настроении в последние несколько дней.... :sad: skillerr ВРЕМЯ СТАЛО БЕЖАТЬ Ни о чём не мечтать, Ничего не хотеть, Время стало бежать, Время стало лететь. И мосты все взорвать, И ЛС все стереть, Ничего не желать, Ни о чём не жалеть. И на всё наплевать, Телефоны стереть, Просто лечь на кровать И на ней умереть. 2025 г. © Дмитрий Артемьев (skillerr), 2025  |
 На заборе написано было: «Осторожно...», а дальше ни слова. Видно, смыло дождём или просто Не хотели собаку обидеть... А к собаке поэт каждый вечер Пробирался, скрываясь от люда. Он читал ей, смущаясь, поэмы, А собака порой подвывала... И просила собака поэта: Допиши ты мне важных два слова. Только скорбно поэт улыбался... Они оба писать не умели. Георгий Фрумкер |
МОИ ЭПИГРАММЫ
ЭЛЬДАРУ РЯЗАНОВУ Рязанов, баловень толпы Был вызван в КГБ недаром, Но по иронии судьбы Отделался там лёгким паром ВАЛЕНТИНУ ГАФТУ Кругом рассерженные лица Как в переполненном метро. Не надо было вам садиться Как на кол Гафту на перо СЕРГЕЮ ЕРЕМЕЕВУ (Малый театр) Он выглядит довольно мило, И с виду прост, но хитрый взор. Все думали, что шёл он мимо, Но нет: к нам прибыл ревизор ЮРИЮ СОЛОМИНУ Судьба отмерила талант И он вошел потом в правительство. Он начинал как адъютант, А вот теперь -превосходительство (К дню поэта) |
245 лет со дня рождения Пьера-Жана де Беранже
Пьер-Жан Беранже: «Народ – моя муза»  19 августа 2025 года исполнилось 245 лет со дня рождения Пьера-Жана де Беранже (1780–1857) – выдающегося французского поэта, совершившего настоящую революцию в литературе. Именно он впервые возвел народную песню в ранг высокой поэзии, создав уникальный синтез фольклорной традиции и авторского мастерства. Пьер-Жан де Беранже занял особое место в истории французской литературы как поэт, чьё творчество органично соединило народную традицию с острой социальной сатирой. Девятилетний Беранже стал очевидцем одного из ключевых событий мировой истории – взятия Бастилии 14 июля 1789 года, что навсегда оставило след в его сознании. Жизнь юного Беранже – это череда скитаний и поисков. Первые литературные опыты в жанре классицистической поэзии (оды, элегии) не принесли успеха. Судьбоносным для Беранже стало обращение к песенному жанру, который он сумел возвести до вершин подлинного искусства. дебютный сборник «Песни нравственные и другие» (1815), включавший 83 произведения, ознаменовал новый этап в французской поэзии. Особое место занимала знаменитая «Король Ивето» (1813) – остроумная аллегория, в которой современники без труда узнавали Наполеона Бонапарта. Выход сборника символично совпал с падением Первой империи. Сатира Беранже заключалась в том, что автор прославлял как раз те качества легендарного короля-добряка, каких и в помине не было у современного императора французов. Его новые песни превращаются в острое оружие политической борьбы: поэт беспощадно обличает режим Бурбонов, последовательно разоблачая его пороки и лицемерие. В строках этих произведений ярко оживают идеалы Великой французской революции – свобода, равенство, братство. «Маркиз де Караба»
Задумал старый Караба Народ наш превратить в раба. На отощавшем скакуне Примчался он к родной стране, И в старый замок родовой, Тряся упрямой головой, Летит сей рыцарь прямиком, Бряцая ржавым тесаком. Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба! – Внимайте! – молвит наш храбрец, – Аббат, мужик, вассал, купец! Я твердо охранял закон, Я возвратил монарху трон, Но если, клятвы все поправ, Мне не вернет он древних прав, Тогда держись! Я не шучу! Я беспощадно отплачу! Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба! Идет молва, что род мой гол, Что прадед мой был мукомол… Клянусь, по линии прямой Пипин Короткий предок мой, И этот герб – свидетель в том, Насколько стар наш славный дом. Пускай узнает вся земля: Я благородней короля. Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба! Мне не грозит ни в чем запрет, Есть у маркизы табурет. Сынишку сам король пригрел: В епископы идет пострел. Мой сын барон, хотя и трус – Но у него к наградам вкус. Кресты на грудь – его мечта. Получит сразу три креста. Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба! Итак, дворяне, с нами бог! Кто смеет с нас тянуть налог? Все блага свыше нам даны, Мы государству не должны. Укрывшись в замок родовой, Одеты броней боевой, Префекту мы даем наказ, Чтоб смерд не бунтовал у нас. Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба! Попы! Стригите свой приход! Разделим братски ваш доход! Крестьян – под феодальный кнут! Свинье-народу – рабский труд, А дочерям его – почет: Всем до одной, наперечет, В день свадьбы право мы даем С сеньором лечь в постель вдвоем. Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба! Кюре, блюди свой долг земной: Делись доходами со мной. Вперед, холопы и пажи, Бей мужика и не тужи! Давить и грабить мужичье – Вот право древнее мое; Так пусть оно из рода в род К моим потомкам перейдет. Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба! Эскизы костюмов к спектаклю по пьесе К. А. Ласкари. Постановщик А. Б. Исаков. Режиссёр Г. А. Корольчук. Санкт-Петербургский государственный академический драматический театр им. В. Ф. Комиссаржевской. Премьера 28.12.1992 г.  Пьер-Жан де Беранже вошёл в историю как подлинно народный поэт, чьё творчество стало живой сатирической летописью пороков и социальных язв своей эпохи. Сам Беранже неоднократно подчёркивал, что своей невероятной популярностью он обязан прежде всего простому народу.  Современники поэта – выдающиеся литераторы Европы – высоко оценивали его дарование. Бальзак, Стендаль, Гёте и Мериме восхищались его творчеством. Жорж Санд писала: «Беранже – один из величайших умов, которыми может гордиться Франция». В России первые переводы Беранже принадлежали А.А. Дельвигу, В.Л. Пушкину и И.И. Дмитриеву. В середине XIX века его активно переводили В.С. Курочкин и М.Л. Михайлов, а в XX веке – П.Г. Антокольский и В.А. Рождественский. |
 Был острый глаз у Беранже, У знати видел всё плохое. И перед ним,как в неглиже, Они предстали всей толпою. В своих стихах он рассказал Откуда все берут доходы И с юмором обрисовал, Как хитро грабит их порода. Досталось знати на орехи, Раскрыл глаза на их огрехи. Он уваженье заслужил За то, что так народ любил. |
| Часовой пояс GMT +3, время: 00:25. |
vBulletin v3.0.1, Copyright ©2000-2025, Jelsoft Enterprises Ltd.
Русский перевод: zCarot, Vovan & Co
